Это звучит не как обещание, что Дерия сможет что-то прочитать. Скорее всего, не имеет смысла в этот час хотеть от него чего-то иного.
Она снимает с Якоба куртку, вешает ее на вешалку и приносит ему полотенце, чтобы он вытер волосы. С них капают капли и потом, когда она ставит перед ним на стол чашку чая.
— Вино? — спрашивает она.
Пишущая машинка трещит.
— Хм, — слышит она.
У нее есть красное вино в шкафу и белое в холодильнике.
— В этой твоей главе кто-то родится или умрет? — интересуется она. Это одна из ее безобидных хитростей — при таких сценах пить красное вино, аперитив, белое вино или чай.
— Не скажу.
Дерия ставит португальское вино обратно в холодильник и открывает красное итальянское. Все равно у нее есть только бокалы для красного вина, значит, так тому и быть.
Когда она ставит перед Якобом бокал вина и видит его тупой остекленелый взгляд, то понимает, что за час он не справится. Она слишком хорошо знает этот взгляд, пусть даже она видела его редко, зато столько раз посылала такой взгляд в ответ. Пишущая машинка трещит. А за это время чай становится еле теплым.
— Так, одна уже есть, — говорит Якоб и подает ей пачку бумаги, не глядя на нее. — Тебе не мешает, когда я…
Она чувствует, как волна нежности поднимается в ней, и прижимает бумагу к своей груди.
— Давай, пиши.
Она садится на кушетку, поджимает ноги и погружается в чтение рукописи Якоба.