— Джаз нам обоим до задницы.
Теперь она громко рассмеялась, и в этот момент я потерял часть своего сердца, отдав ей то, что еще оставалось.
На протяжении ближайшего часа она рассказала мне, подогретая лучшим шампанским и несколькими бутербродами, которые я приносил из буфета в наш павильон, половину своей жизненной истории. При этом она уже больше не смеялась, но разрешила мне, чтобы я пересел поближе к ней, и сама постепенно пододвигалась поближе ко мне. Рут было уже под тридцать, она была режиссером, пока что неизвестным на красных коврах, но имела очень много дорогих заказов от независимых продюсеров. Она любила футбол, баскетбол и хоккей, предпочитала пиво вину, любила лошадей, но ненавидела все виды конного спорта. И у нее была огромная проблема с отцом. Это было классикой: пожилой господин был трудоголиком высшего сорта, а Рут уже несколько лет проводила в отчаянных попытках найти признание, уважение и почтение. Чтобы больше проводить времени с отцом, она даже сопровождала его на бизнес-встречи, на которых ужасно скучала. А теперь он еще и оставил ее одну — не первый раз, потому что снова возникло что-то другое, более важное. Многое казалось Биллу Карлайслу важнее, чем его дочь. По ее мнению, приблизительно все.
Вскоре мне стало все равно, кем был этот человек. Я презирал его за то, что он не носит на руках такое трогательное существо. Мы недолго оставались на вечеринке. Мне кажется, что она этой ночью забрала бы меня к себе в свою квартиру в Нижнем Манхэттене, потому что мы вдвоем были уродливыми птицами в поисках пустого гнезда. То, что мы понравились друг другу, облегчало дело, и мы уже выходили с вечеринки, когда Билл Карлайсл с чеками в обеих руках появился возле моих американских подруг. Они ужасно обиделись на него за то, что он опоздал на их важнейшее ежегодное представление, и даже не скрывали этого. Все же его пожертвования оказались королевскими, а его статья — чрезвычайно благосклонной. И я познакомился с ним в более дружественной обстановке. За его собственным обедом на тридцатилетии свадьбы, которое он отмечал в кругу семьи. Теперь я попал в этот круг в качестве друга его дочери.
Дерия откладывает страницы в сторону и переходит за свой письменный стол. Когда она читает, как Якоб влюбился, у нее возникает странное чувство. Она ощущает что-то вроде уколов ревности. Конечно, это очень смешно. В конце концов, теперь-то Якоб здесь, рядом с ней, а не с Рут Карлайсл. К тому же она всегда понимала, что такой мужчина не может жить, никого не любя.
Она уже несколько дней не проверяла свою электронную почту. Слишком страшно ей было снова увидеть в почте сообщение от Роберта. Но теперь рядом с ней сидит Якоб, он пишет что-то, щелкает его старая пишущая машинка. И сейчас, неожиданно для нее самой, страх исчезает.