– Человек выступает перед аудиторией, перед молодыми студентками. Он не должен упустить ни одной мелочи. Что тут особенного? – заступилась я.
– Скажи, зачем женатому человеку перекладывать яйца с места на место? Кому он хочет нравиться? Поверь моему слову: он бабник. Он бросит мою Нонну. Стряхнет, как сопли с пальцев. Вот увидишь!
Я содрогнулась от такой участи.
– Во-первых, не бросит, – возразила я. – А если и бросит, то из-за вас. Вы устраиваете из их жизни гадючник.
– Я? – искренне изумляется тетя Тося. – Да я кружусь как цирковая лошадь. Все на мне. Что бы они без меня делали? Засрались бы по уши.
– Вот если бы вы все делали и при этом молчали бы, – помечтала я.
– Ну да… бессловесная тварь…
Я понимала: тетя Тося видит мир через закопченное стекло. Такое у нее видение. И еще – потребность конфликта. Конфликт создает драматургию. А без драматургии жизнь пресна, неподвижна, как стоячее болото.
– Как Антошка? – переводила я стрелку.
Голос тут же менялся. Тетя Тося уже не говорила, а пела, выпевала гимн своему маленькому божеству.
– Я ему говорю: «Антошечка…» А он смотрит на меня и: «Баба-зяба…»
– А что это такое?
– Баба-жаба, – переводит тетя Тося. – Умница. Представляешь, так сказать.
От внука тетя Тося готова слышать все, что угодно. Ее сердце полно любви, счастья и смысла.
Дом со старухой пошел на слом, и мы вернулись к родителям мужа. Я училась во ВГИКе, работала, преподавала два дня в неделю. У меня было пятнадцать учеников, они шли один за другим. Я не успевала поесть.
Я возвращалась домой уставшая, просто никакая. Произносила одно только слово: «Жрать!» – и падала на стул.
Моя свекровь тут же начинала метать на стол тарелки. А мой свекор садился напротив и смотрел, как я ем. Это был театр.
Я поглощала еду, как пылесос, втягивая в себя все, что стояло на столе. Я ела вдохновенно и страстно, наслаждаясь процессом. И через еду открывалась моя суть – простодушная, страстная и первобытная.
Отец моего мужа искренне радовался за меня: была голодная, стала сытая. Отвалилась. Счастье.
А свекровь видела больше других. Она понимала, что я беру на себя больше, чем могу поднять. Я учусь, работаю, зарабатываю. Она знала мне цену, и цена эта была высока. Я чувствовала ее отношение и любила в ответ.
Они стали моей семьей.
Время шло. Царенков получил отдельную трехкомнатную квартиру в центре.
У тети Тоси образовалась своя комната. У Нонны и Царенкова – своя спальня. И большая комната – зала, как называла ее тетя Тося.
В зале стоял телевизор, обеденный стол. Сюда набивались гости.
В дни приемов тетя Тося жарила блины, и уже к блинам все остальное: селедка, водка, квашеная капуста, и даже салаты заворачивали в блины. Это было неизменно вкусно и дешево, хотя утомительно. Тетя Тося становилась красная и задыхалась.