Гости хвалили угощение, благодарили тетю Тосю. Она расцветала, хоть и задыхалась. Ей было необходимо признание и поощрение.
Царенков по-прежнему заводил свою бодягу, на этот раз по поводу Максима Горького. А точнее, по поводу Вассы Железновой в исполнении Пашенной.
Пашенной на вид лет шестьдесят-семьдесят. А у Вассы дети – юные девушки, до двадцати лет. Значит, Вассе – максимум сорок. Вопрос: что делает на сцене широкая, как шкаф, старуха Пашенная?
Все слушали Царя и прозревали: в самом деле, как далеко продвинулось время, оставив за бортом прошлых кумиров: Пашенную, Книппер, Тарасову. Тарасова сегодня – просто тетка с сиськами и фальшивым картонным голосом. Мечта боевого генерала.
Тетя Тося не могла терпеть такого святотатства. Фотокарточка Тарасовой, купленная в газетном киоске, стояла у нее на комоде рядом с фотокарточкой родной матери.
– Зато они почитали заповеди, – возразила тетя Тося. – Бога боялись. А вы, современные и модные, нарушаете заповеди все до одной.
– Какие, например? – заинтересовался критик Понаровский.
– «Почитай отца и мать своих» – раз. – Тетя Тося загнула палец. – «Не сотвори себе кумира» – два.
Нонна догадалась, что она имеет в виду ее и Царенкова.
– «Не пожелай жены ближнего» – три, – продолжала тетя Тося. – «Не суди, да не судим будешь» – четыре.
– «Не лжесвидетельствуй» – пять, – подсказал Царенков.
– «Уныние – это грех» – шесть, – подхватили за столом.
– Короче, не сплетничай, не ври и не трахайся, – подытожил Понаровский.
– Но без этого неинтересно. Пресно. И вообще невозможно.
– На то и заповеди. Для преодоления соблазнов.
– А как насчет «не убий и не укради»?
– Это легче всего, – сказала тетя Тося. – Не убить легче, чем убить. И красть неприятно, если не привык.
Из кухни повалил дым. Это сгорел блин на сковороде. Тетя Тося метнулась на кухню.
– А бабка права, – заметил Понаровский.
– Кто бабка? – обиделась Нонна. – Ей всего пятьдесят. На двадцать лет моложе Пашенной…
По воскресеньям к Царенкову приходила его дочь, тринадцатилетняя Ксения.
Ксения – вылитый отец, но то, что красиво для мужчины, не годится для девочки.
Высокий рост, тучность… Мальчики в школе не обращали на нее внимания, более того – дразнили обидным словом «дюдя». Ксения переживала.
Царенков любил свою дочь, но не мог общаться более двадцати минут. Он не знал, о чем с ней говорить. Ему становилось скучно, и он отсылал ее к Нонне, а сам заваливался на кровать для дневного сна.
У Нонны своих дел по горло: ребенок, роль, тренировка дикции.
Тетя Тося забирала девочку на кухню, учила ее готовить. Они вместе делали витаминные салатики.