– Мистер и миссис Паркинс и детка Клара! – выдохнула Кэрри со слезами счастья в больших голубых глазах. – Откуда они взялись, Кэти?
– Ты знаешь откуда.
Она посмотрела на меня, обеими руками держа коробку с хрупкими куколками, покоящимися в вате, и деревянной кроваткой ручной работы – бесценное сокровище, прабабушкино наследство.
– Кэти, где мама?
О господи! Именно на этот вопрос мне меньше всего хотелось отвечать.
– Кэрри, ты же знаешь, мы решили говорить всем, что наши родители оба умерли.
– Мама умерла?
– Нет, но мы делаем вид, что да.
– Почему?
И я опять должна была объяснять Кэрри, что мы никому не должны говорить, кто мы на самом деле и что наша мама жива, а не то опять окажемся на чердаке. Она сидела на полу рядом со своей новой шкатулкой, держа на коленях коробочку с куклами, и смотрела на меня огромными, ничего не понимающими глазами.
– Я имею в виду, Кэрри, ты не должна упоминать о другой семье, кроме Криса, меня, доктора Пола и Хенни. Понимаешь?
Она кивнула, но, судя по скривившимся губам, по выражению лица, не поняла. Она все еще хотела к маме!
И вот настал ужасный день, когда мы повезли Кэрри за десять миль от границы Клермонта поступать в умопомрачительную частную школу для дочек богачей. Школа занимала огромное белое здание с портиком и колоннами, а табличка у входной двери гласила: «Основано в 1824 году».
В теплом и уютном кабинете нас приняла наследница основателя школы, мисс Эмили Дин Дьюхерст, статная красивая женщина с гладкими седыми волосами и лицом без единой морщинки.
– Она прелестный ребенок, доктор Шеффилд. Разумеется, мы сделаем все для того, чтобы учиться здесь ей было удобно и хорошо.
Я наклонилась обнять дрожащую Кэрри и прошептала:
– Держись, постарайся, чтобы тебе здесь понравилось. Не скучай. Каждый уик-энд мы будем забирать тебя домой. Ладно?
Она выдавила из себя улыбку и тихо пробормотала:
– Я постараюсь.
Нелегко было уезжать, оставив Кэрри в этом роскошном белом здании колониального стиля.
А на следующий день пришло время и Крису собираться в колледж. Я с болью смотрела, как он пакует вещи, и молчала. Я не могла говорить, и мы боялись взглянуть друг на друга.
Его колледж был еще дальше, в тридцати милях от города. Дома университетского городка были из розового кирпича, но опять с обязательными белыми колоннами. Поняв, что мы хотим остаться наедине, Пол удалился под каким-то довольно неуклюжим предлогом, сказав, что хочет посмотреть сад. Мы с Крисом уединились в нише окна-фонаря. Мимо постоянно пробегали молодые люди, бросая на нас любопытные взгляды. Мне хотелось обнять его, прижаться щекой к его щеке. Мне хотелось, чтобы это стало нашим прощанием с любовью, чтобы мы наконец поняли: она ушла навсегда, по крайней мере ушло навсегда то, что было в ней неправильным.