Барт глядел на папу так, будто тот говорил на иностранном языке.
– Полно, Барт, не торчи здесь в одиночестве. Мы с мамой тебя любим, ты это знаешь. И ничего страшного нет в том, что иногда ты что-то делаешь не так. Другие вещи гораздо больше значат. Например, честь, уважение людей. Перестань представляться не тем, кто ты есть. Тебе не нужно становиться каким-то особенным; в наших глазах ты и так особенный.
Барт молча сидел на кровати и враждебно смотрел на папу. Отчего папа, такой мудрый и проницательный, не видит в Барте то, что вижу я? Или он ослеп? Мама увидела это; она всегда видела людей яснее, чем папа.
– Послушай, Барт. Лето кончилось. И лимонный пирог будет съеден другими. Бери то, что дается тебе сегодня, или завтра его уже может не быть.
Почему он так цацкается с этим злобным мальчишкой?
Папа повернулся, чтобы уйти, и Барт покорно двинулся за ним. Я был невидимой тенью Барта. Уже на веранде Барт внезапно обогнал папу, встал перед ним и зарычал:
– Ты мне не отец, и ты меня не обманешь! Ты ненавидишь меня и хочешь, чтобы я умер!
Папа тяжело опустился на стул рядом с мамой, которая держала на коленях Синди. Барт подошел к качелям и уселся на них, крепко вцепившись руками в веревки, будто боялся упасть с деревянного сиденья.
Все ели превосходный лимонный пирог, – все, кроме Барта. Папа поднялся и сообщил, что ему надо навестить тяжелого пациента в больнице. Он бросил беспокойный взгляд на Барта и тихо сказал маме:
– Выбрось все из головы, родная, и не волнуйся. Я скоро буду. Наверное, Мэри Оберман не лучший психиатр для Барта. Он ненавидит женщин; я найду другого психиатра, мужчину.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Я услышал влажный звук поцелуя. Они так долго смотрели друг другу в глаза, будто читали там что-то.
– Я люблю тебя, Кэти. Пожалуйста, не волнуйся. Все будет хорошо. Мы выживем.
– Да, – глухо сказала она, – но я не могу не думать о Барте… он, мне кажется, тоже переживает.
Выпрямившись, папа посмотрел на Барта долгим изучающим взглядом.
– Да, – твердо произнес он. – И Барт переживет все это. Смотри, как он вцепился в веревки, а ведь его ноги почти достают до пола. Он просто не верит себе самому. Он черпает силу в своем воображении. Надо помочь ему обрести покой и уверенность. К нему не подходят методы воспитания, обычно применяемые к десятилетним мальчикам. Хотя других мы пока не нашли.
– Пожалуйста, будь осторожен, – как всегда, сказала она ему на прощание, и было видно, что она рвется за ним и глазами, и сердцем.
Решившись защищать от Барта маму и Синди, я, однако, очень скоро стал засыпать. Каждый раз с трудом приоткрывая глаза, я видел, что Барт все качается и качается на качелях, бессмысленно глядя в пространство.