Эппл. Эппл ушел туда, где теперь прочие щенки и пони.
– Они пасутся на райских пастбищах, – сказал Джон Эймос со странным блеском в водянистых глазах, глядя на меня так внимательно, будто подозревал, что это я воткнул вилы.
– Ты видел Эппла мертвым? Ты и правда видел его мертвым?
– Мертвее, чем дверной гвоздь.
Я крался по извилистым тропинкам, которые вели меня прямо к вратам ада. Вниз, вниз, вниз, через пещеры, каньоны и ямы, и рано или поздно придешь к этим вратам. Они красные. Врата в ад должны быть красные – или черные, в крайнем случае.
Черные ворота. Черные ворота бесшумно и широко открылись, пропуская папу. Да, она хотела, чтобы он пришел. Заботливый сын. Упек свою мать в сумасшедший дом, а следом за ней отправит меня в одно веселенькое заведение, где тебя связывают и надевают смирительные рубашки (интересно, как они выглядят?). В любом случае все это ужасно.
Ворота захлопнулись, слегка клацнув петлями. Мама, наверное, у себя в комнате, перепечатывает свою книгу, как будто та и в самом деле заменит ей танцы. Она как ни в чем не бывало сидела в инвалидной коляске и была поглощена книгой, когда Джори заиграл ту самую балетную музыку. Потом она подняла голову, стала глядеть куда-то в пространство, ноги ее задвигались, отбивая такт.
«Что такое „хитросплетения“, мама?» – спросил я, когда однажды она заметила, что у Джори дар разбираться во всех хитросплетениях танца.
«Сложности», – ответила она сразу, как будто носила при себе словарь.
Словари всегда окружали ее: маленькие, большие, средние и один толстенный словарь, который даже стоял на особой вертящейся подставке.
С тех пор я учил свои ноги разбираться в хитросплетениях. Вот и сейчас я незаметно проскользнул за спиной у папы, который никогда не имел привычки оглядываться. Я всегда внимательно изучал обстановку, оглядывался через плечо, смотрел то направо, то налево. Проклятый шнурок! Я упал, зацепившись за него. В который уже раз! Но если папа и услышал мой слабый вскрик, он все равно не оглянулся. А ведь секретные дела надо делать тайно, как шпионы. Или воры, охотники за драгоценностями. У богатых женщин всегда много драгоценностей. Надо бы попрактиковаться, пока она рассусоливает там со своим сыночком, уважаемым доктором, все плачет и умоляет простить ее, сжалиться, полюбить снова и взять к себе. Как это все противно. Теперь я не особенно любил папу, если вспомнить, что я чувствовал к нему до того, как он спас мою ногу от «ампутации». Папочка собирается отнять у меня единственную родную бабушку! У кого из мальчишек еще есть такая богатая бабушка, что, только заикнись, она тебе все отдаст?