– Бабушка, если вы хотите, чтобы я продолжал любить вас, не говорите плохо о моей маме.
Она схватила меня за руку своими тощими пальцами:
– Хорошо, мой внук. Я восхищена твоей сыновней любовью и преданностью. Я просто хотела, чтобы ты знал некоторые факты.
В это же самое время она едва не угодила колесом в глубокую яму.
– Бабушка, я умею водить машину. Если вы устали или плохо различаете дорожные знаки, давайте я сменю вас. А вы можете посидеть и отдохнуть.
– Разрешить четырнадцатилетнему мальчику вести машину? Я что, сошла с ума? Или ты не уверен в своей безопасности? Всю свою жизнь я провела на колесах: сначала, в детстве, в фуражных вагонах на стогах сена, потом в экипажах, затем в такси и лимузинах, а уж когда пришло письмо от тебя, я в возрасте семидесяти четырех лет начала брать уроки вождения автомашины – и видишь, как хорошо я их усвоила за три недели…
Наконец мы въехали во двор, правда, после четырех неудачных попыток. Перед нашими взорами предстал Барт, сражающийся с невидимым животным при помощи карманного ножа, который он держал на манер меча, в любую минуту готовый вонзить его в жертву и убить.
Мадам поставила машину, полностью игнорируя Барта. Я выскочил, чтобы открыть ей дверцу, но она опередила меня, и за ее спиной Барт со свистом вонзил нож в воздух:
– Смерть врагу! Смерть всем старым дамам в черном! Смерть, смерть, смерть!
Невозмутимо, будто она ничего и не слышала, мадам прошла мимо. Я оттер Барта плечом в сторону и прошептал ему:
– Если тебя не пугает перспектива быть наказанным сегодня, то продолжай свое дурацкое занятие.
– Черное… ненавижу все черное… я изрежу на куски все это черное зло…
Но нож он аккуратно сложил, убрал в карман, и я увидел, как он любовно погладил при этом его перламутровую рукоять. Он обожал этот нож, и недаром: подарок стоил мне семи долларов.
Не дожидаясь ответа на весьма нетерпеливый звонок, мадам решительно отворила дверь, поставила в холле свою сумку на кушетку и огляделась. Раздался едва слышный звук закрываемой пишущей машинки.
– Пишет, – злорадно проговорила она. – Я полагаю, она отдается этому с той же страстью, с какой танцевала…
Я не ответил, но едва сдержался, чтобы не побежать навстречу и не предупредить маму. Мадам не позволила мне этого сделать, она опередила меня. Мама выглядела неприятно удивленной, вновь узрев мадам на пороге своей спальни.
– Кэтрин! Почему ты не сообщила мне о смерти доктора Пола Шеффилда?
Мама вспыхнула, затем побледнела. Она склонила голову и закрыла лицо руками. Но, почти мгновенно обретя самообладание, она с гневом взглянула в лицо мадам и начала складывать отпечатанные листы на своем столе в аккуратную стопочку.