– Дурак! – закричала бабушка. – Ты, наверное, убил ее!
Все происходило слишком быстро для меня. И происходило что-то дурное, несправедливое. Этот человек не смел убивать маму. Я хотел сказать ему это, но испугался, увидев, как он с искаженным лицом, рыча, подбирается к бабушке.
– Кэти, Кэти… – умоляла она, встав на колени и приподняв голову дочери, – не умирай. Я люблю тебя. Я всегда любила… Никогда не хотела смерти никого из вас… Я ни…
Тяжелый удар поверг ее прямо на мамино неподвижное тело.
Меня обуял гнев. Синди страшно закричала.
– Джон Эймос! – заорал я. – Это не Божий суд!
Он повернулся ко мне, довольно улыбаясь:
– Это Божий суд, Барт. Прошлой ночью Бог говорил со мной и сказал мне, что делать. Разве ты не слышал, что твоя мать обещала уехать далеко-далеко? Она ведь не собиралась брать с собой непослушного мальчишку вроде тебя, правда? Разве ты не понял? Она же сама сказала, что нужно поместить тебя в клинику. Она бы уехала, и ты бы никогда больше ее не увидел. Тебя бы оставили навсегда, как и твоего великого прадеда. Тебя бы заперли в сумасшедшем доме, как твою бабушку. Так обычно расправляются с теми, кто желает справедливости. И только я, один лишь я забочусь о тебе, хочу помочь тебе избежать заключения худшего, чем в тюрьме.
Тюрьма, отравление, яд…
– Барт, ты слышишь? Ты понял, что я сказал? Ты понимаешь, что я спасу их обеих – для тебя?
Я уставился на него: я уже ничего не понимал. Я не знал, чему и кому верить. Я глядел на тела двух женщин на полу. Бабушка упала крест-накрест на мамино худенькое тело… И вдруг меня как осенило: я люблю их обеих! Я люблю их больше, чем когда-нибудь думал. Я не хочу оставаться в живых, если потеряю одну, а тем более обеих. Неужели они такие дьявольские создания, как говорит о них Джон Эймос? Неужели Бог наказал бы меня, если бы я спас их от Его кары?
Но передо мной был Джон Эймос, тот самый единственный честный человек, который рассказал мне, кто был мой настоящий отец, кто моя бабушка, кем был мудрейший и хитрейший Малькольм!
Я поглядел в его маленькие узкие глаза, ожидая указаний. Я верил, что им движет Божий промысел, иначе для чего бы он так долго жил на свете?
Он улыбнулся и потрепал меня по подбородку. Я вздрогнул: мне не нравилось, когда ко мне прикасались.
– Слушай меня внимательно, Барт. Отнеси Синди домой. И заставь ее молчать. Пообещай, что отрежешь ее маленький розовый язычок, если она проболтается о том, что видела здесь. Сделаешь это?
Я молча кивнул. Значит, так надо.
– Ты не хотел убить маму и бабушку?
– Конечно нет, Барт. С ними все будет в порядке. Я просто запру их в надежном месте. Ты сможешь видеться с ними. Но ни слова человеку, который называет себя твоим отцом. Ни слова. Вспомни: он тоже хочет упрятать тебя в клинику. Он думает, что ты сумасшедший. Разве не для этого тебя возят на процедуры?