Вскоре Барту стало хуже. Папа нахмурился, подал сигнал няне, и та привела еще двух врачей. Один из них вставил трубку в ноздрю Барта. Дальше случилось нечто настолько ужасное, что я не мог поверить собственным глазам. Все тело Барта покрылось огромными набухшими рубцами. Они были огненно-красные и, видимо, чесались, потому что руки Барта задвигались от одного рубца к другому. Тогда папа положил Барта на каталку, чтобы его могли увезти.
– Папа! – закричал я. – Куда его? Ему отнимут ногу?
– Нет, сын, – тихо ответил папа. – У твоего брата сильная аллергическая реакция. Надо сделать трахеотомию, пока ему не заблокировало дыхание.
– Крис, – сказал другой врач, – все в порядке. Том прочистил дыхательные пути. Трахеотомия не понадобится.
Прошел день, но Барту не стало лучше. Было похоже, что он расчешет себя до мяса и умрет от другой инфекции. Оставшись вечером в больнице, я с ужасом смотрел, как распухшие пальцы Барта тщетно пытаются избавить тело от жуткой муки непрерывными конвульсивными движениями. Теперь все его тело было пунцовым. О том, что его состояние тяжелое, можно было судить по папиному лицу и по отношению других врачей, собравшихся возле его кровати. Барту связали руки, чтобы он не мог чесаться. Тогда его глаза стали вылезать из орбит, и казалось, что это два огромных красных яйца. Губы Барта распухли так, что стали на три дюйма шире обычного.
Я не мог поверить, что все это происходит из-за аллергической реакции.
– Ох! – плакала мама, вцепившись в папину руку, не в силах оторвать взгляд от Барта.
Прошло еще два дня – никакого улучшения. Свой десятый день рождения Барт встретил, бредя на больничной койке; путешествие в Диснейленд отменили, а поездку в Южную Каролину отложили до следующего года.
– Посмотри, – сказал как-то папа с надеждой на усталом лице, – опухоль уменьшается.
Аллергия прошла. Я думал, что теперь Барт начнет поправляться. Но я ошибался. Потому что у Барта оказалась реакция на любой антибиотик, который к нему применяли. Нога его распухла еще сильнее.
– О, что нам делать, что нам делать? – плакала мама так сильно, что я стал опасаться за ее здоровье.
– Мы делаем все, что можем, – только и мог ответить папа.
– Боже мой, – пробормотал Барт в забытьи, – для чего ты оставил меня?
Слезы побежали по моему лицу и закапали на рубашку, как дождь.
– Бог не оставит тебя, – сказал папа.
Он преклонил колена у постели Барта и стал молиться, держа в руке маленькую ручонку Барта. Мама в это время спала на кушетке, поставленной для нее в палате. Она не знала, принимая таблетки, которые дал ей папа, что они не от головной боли, а снотворное. Она была так расстроена, что не заметила разницы.