Внезапно, неожиданно даже для себя, я положила голову ему на плечо и заплакала.
— Ну-ну-ну, что случилось? — спросил он таким же голосом, каким успокаивал меня в детстве, когда мне было семь лет и я упала с велосипеда, или когда завалила экзамен в Южнотихоокеанский университет. — Ну же, милая, тише. Ты в порядке? Что-то случилось?
Я покачала головой.
Он поцеловал меня в макушку и медленно убрал волосы с моего лица.
— Что произошло, солнышко? — спросил он и протянул руку, чтобы выключить радиотрансляцию футбольного матча колледжа.
Я чувствовала себя нелепо, но не могла остановиться. Машина затормозила. Папа опустил стекло, и внутрь пробрался прохладный аромат листьев, октября и огня. Папа дотянулся до бардачка, открыл дверцу, пошарил там рукой и достал салфетки из «Данкин Донат». Вручил парочку мне. Одной я вытерла глаза, а во вторую высморкалась.
— Ты в порядке? В чем дело, милая? Что происходит?
Я приподняла голову с его плеча и покачала ею. Что говорить, если все уже сказано? Я скучала по Джеку. Скучала по тому, что у нас было и что могло бы быть. Такая вот семейная легенда. Как бы то ни было, меня бросили у алтаря.
— Просто хандра, папуль, — сказала я, закрывая лицо. — Просто длинный день.
— На работе все хорошо?
Я кивнула.
— А в повседневной жизни…
Я пожала плечами. Нельзя было открывать рот.
— Но тебе ведь нравится твоя квартира?
Безопасная тема для разговора. Он знал, что она мне нравится. Я кивнула.
— Она маленькая, но мне нравится. Малюсенькая, правда. Ну, ты сам видел.
— Что ж, жизнь в Нью-Йорке. Она такая. Я слышал, в Джерси запускают в эксплуатацию новые многоквартирные дома. И в Ньюарке тоже.
— Хм-м-м, — сказала я.
Мой взгляд застыл где-то в пустоте.
— Мама приготовила все, что ты любишь.
— Это хорошо.
— А я приготовлю волшебную курицу на гриле. Ту самую.
— Тогда все хорошо.
Я думала, он снова заведет машину. Я больше не плачу. Но он не спешил. Я распрямила плечи и снова высморкалась.
— Послушай, Хезер, боюсь, я должен сообщить тебе плохие новости. Мне не хочется расстраивать тебя еще больше, но мистер Барвинок умер вчера.
Я ощутила такую же неподвижность, как и в парижском аэропорту. В аэропорту имени Шарля де Голля. Нечто ужасное, неотвратимо-болезненное снова высосало весь воздух из моих легких и всю кровь из моего сердца.
— Что? — спросила я сквозь слезы. — Как?
Это все, что я смогла сказать, сдерживая очередной всхлип. Папа глубоко вдохнул и похлопал меня по колену.
— Он не приходил домой… Мама не могла его найти. Мы обнаружили его в его любимом месте, в гараже. Утром. Он просто умер, милая. От старости.