— Выглядит хорошо, — сказала мама. — Ты на славу постаралась, милая.
— Спасибо, мам.
— Мы готовы? — спросил папа.
Я принесла коробку из гаража. Она была совсем легкой. Вдруг я осознала, что это уже вторая вещь, которую я хороню за последние полгода. Вероятно, это что-то значило, но я не знала, что именно.
Я вытянула коробку и попросила всех сложить на нее руки.
— Прощай, мистер Барвинок, — сказала я. — Ты был хорошим котом и замечательным другом. О большем нельзя и просить.
Мама, моя милая мама, закрыла лицо и заплакала. Папа согнулся над ямкой и помог мне положить туда коробку. Мама дала нам кошачьи игрушки, и мы сложили их сверху, превратив мистера Барвинка в крошечного викинга в его корабле-шляпной коробке, которому потребуются оружие и вдохновение, если он соберется пировать с Одином в Вальхалле[7] этим серым октябрьским утром.
40
— От него нет вестей? Ну конечно же нет, — сказала мама.
Было уже поздно. Папа ушел спать. Мы сидели на террасе с двумя чашками чая. Мама хотела попробовать чай со вкусом лакрицы — говорят, он помогает при боли в мышцах и сухожилиях. Она всегда пробовала разные чаи, и хотя немногие из них оказывались действительно эффективными, мне нравился аромат корицы в расслабленной атмосфере террасы. Я прижала чашку к груди и покачала головой.
От него не было никаких вестей.
Не нужно было маме произносить его имя.
— Ну… — сказала она и замолчала.
— По словам Констанции, Раф отказывается говорить об этом. О чем угодно, только не о Джеке.
— Они обручились? Констанция и Раф.
— Да.
— Это чудесно. Я бы ни за что не поверила, что Констанция будет первой из вашей маленькой компании.
— Ты имеешь в виду, что она первой выйдет замуж?
— Я бы поставила на Эми.
— Эми — это вряд ли, мам.
— Ты по-прежнему хранишь дневник его дедушки? — спросила она, меняя тему разговора.
Я кивнула. У меня не было адреса Джека. Пришлось оставить дневник у себя.
Она отхлебнула свой чай. Я тоже. Мне было почти безразлично. У меня на коленях лежал журнал «Вог», и я периодически перелистывала страницы. Мама же вырезала воскресный кроссворд из «Таймс» и прикрепила его к дощечке с зажимом, которую носила с собой именно для этой цели. Было воскресенье, и я должна была бы уже ехать в поезде до Манхэттена, если бы понедельник не сделали выходным в честь Дня Колумба. Я планировала уехать рано утром, а после обеда отправиться на работу.
— Тебе нравятся такие блейзеры? — спросила я маму и показала ей страницу журнала. Она приложила сложенные очки к глазам и взглянула на фотографии. Мы всегда так делали. Всегда обсуждали одежду, даже в самый критический период наших отношений, когда я училась в школе. Одним из светлых моментов после моего возвращения из Парижа стал шопинг с мамой — мы выбирали мне деловой гардероб. Она любила приезжать в Нью-Йорк, чтобы встретиться с дочерью за обедом. Это были хорошие деньки.