— Сейчас, — сказала я официанту, метнувшись обратно, к своему столику. — Вот, я плачу. Держите.
Я бросила деньги на столик. Официант начал рыться в карманах, чтобы дать мне сдачу, но я не стала ждать. Подбежала к двери, выскочила на улицу и помчалась за Джеком. Я бежала так быстро, как не бегала никогда в жизни. Я знала, что он может исчезнуть в одно мгновенье. Может свернуть в магазин или отправиться в свой отель. Случиться могло что угодно. Но он направился к центру города, где танцоры безустанно продолжали свои движения. Идя в этом направлении, он, скорее всего, будет наблюдать за торжеством. Был почти вечер, свет и шум вели туристов к площади, где проходят главные гуляния.
Я поймала его за полквартала до центра. Я узнала его спину, походку, форму его шеи и плеч. Я думала о том, как я могла не узнать его раньше, ведь его тело было знакомо мне до боли. Я кружила вокруг него, то и дело пытаясь увидеть его лицо. Мне не хотелось подбегать к нему и дергать за плечо, кричать прямо в лицо: «Привет, Джек. Помнишь меня? Помнишь девочку из Парижа?»
Может, он шел на встречу с другой женщиной.
Еще половину квартала я шла по другую сторону дороги и смотрела на него. Это было несложно. Улицы заполнили толпы людей. У него не было причины искать меня или верить в то, что кто-то может рассматривать его особо внимательно. Единственной причиной того, что он повернется ко мне, мог стать лишь шумный взрыв вокруг меня. На всякий случай я все же смешалась с танцорами и уверенно последовала за ним. Мы одновременно подошли к площади.
Я остановилась. Он тоже. Несколько минут мы стояли не двигаясь. Он не отрывал взгляда от танцоров. Я попыталась понять, куда он смотрит, чтобы убедиться, что он не ищет кого-то особенного.
Сколько раз я проигрывала этот момент в своей голове? Сколько раз я могла сказать ту или иную фразу, нужную фразу, которая бы все изменила, заставила бы Джека понять неправильность его действий, его виденья ситуации, которая заставила бы его сдаться и попросить меня принять его обратно? Я превратилась в сплошные хаос и дрожь. Я сомневалась, что вообще могу говорить. Я никогда не представляла себе этого момента. Никогда не думала, что подойти к нему будет настолько тяжело. В это же время я осознала, что по-прежнему его люблю. Люблю каждую его клеточку, каждый взгляд, каждую деталь его облика.
А еще я видела, что он болен. Он осунулся. Побледнел.
«Повернись ко мне, — думала я. — Повернись сейчас».
И он повернулся. Вот так просто.
Но его взгляд был направлен мимо меня. Он меня не видел. Он снова посмотрел на площадь, на танцоров, и я задержала дыхание, думая, как же так вышло. Может, лучше просто его отпустить? Впервые до меня дошло — по-настоящему, — что у меня тоже была обязанность. Может, моим долгом было его отпустить. Подойдя к нему, я нарушила бы его личное пространство, его право покинуть мир на своих условиях. У него было право побыть одному, и в этот момент я почувствовала себя полной дурой, эгоисткой, ведь я никогда даже не думала об этом.