— Сегодня его никто не кормил, — сказала Беатриче. — Но угостить пытались все, кроме Зепши. Она вообще не обращала на него внимания. Но он ничего не ел и ничего не пил. Я только смачивала ему губы водой из общего кувшина.
— Вы не сказали, что оберегаете его по моему приказу?
— Мне не пришлось этого делать: большую часть пути граф был без сознания.
Горлов снова застонал, и его тело изогнулось в конвульсиях от спазмов. Я схватил его за плечи.
— Горлов! Сергей! Ты меня слышишь?
— Слышу, — процедил он сквозь зубы, не открывая глаз, и снова скорчился от боли. — Оно жрет меня! Жрет изнутри!
Он застонал и обессиленно повалился на подушки.
— Беатриче, — прошептал я, — мне нужно ненадолго выйти. Вы справитесь тут одна?
Она кивнула, а я, заверив, что буду через пять минут, взял плащ и вышел.
У конюшен, где заперли казака, толпились крестьяне и слуги. Они говорили нарочито громко и бодро, но было ясно, что они побаиваются своего грозного пленника. Все по очереди заглядывали в щель над дверью, а кто-то даже поднял своего маленького сына, чтобы тот мог взглянуть на живого казака.
Едва я подошел, как все смолкли, расступаясь и давая мне дорогу. Я тоже заглянул в щель и увидел казака, лежавшего на устланном соломой земляном полу. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в солому. У изголовья его «постели» была вывалена груда каких-то отвратительных объедков — кожура от фруктов и картофельная шелуха вперемешку с костями неизвестного животного. Точь-в-точь такие объедки бросают свиньям, подумалось мне.
— Кто-нибудь говорит по-французски? — спросил я у притихшей толпы, рассудив, что этот язык должен быть знаком им лучше, чем немецкий.
После долгой паузы седой старик неуверенно сказал, что немного знает этот язык.
— Спроси у казака, как он себя чувствует, — приказал я.
Старик заговорил с пленным и обменялся с ним несколькими фразами, причем у меня сложилось впечатление, что они не очень хорошо понимают друг друга.
— Говорит, что сильно болит живот.
— А что он ел? Чем его кормили?
— Н-не знаю, — прошептал старик.
— Слушай, дед. — Я отвел его в сторону. — У вас найдутся гнилые яблоки? Червивые? Принеси их в дальнюю спальню, где нас поселили, знаешь? — И, не дожидаясь его кивка, добавил: — И еще побольше теплой соленой воды, ведро и деревянный ушат, понял? Давай, живо!
Стоны Горлова я услышал еще в коридоре, а когда вошел, увидел, что Беатриче встревоженно склонилась над ним.
— Спасибо вам, Беатриче, — сказал я, снимая плащ и закатывая рукава. — Теперь вам лучше уйти.
— Что вы собираетесь делать?
— Горлова отравили, Беатриче. Причем ядом медленного действия, чтобы он умер в дороге. Каждый раз, когда он проявлял физическую активность, он сразу начинал блевать. Думаю, это его и спасло… Да где же этот чертов дед?