– рапорт мичмана Красницкого об успешном испытании минного катера;
– доклад лейтенанта Краснопольского о подготовке первых минных таранов.
И на десерт – пространное рассуждение Е.И.В. Николая Николаевича о договоренностях, достигнутых его императорским Высочеством с другой августейшей особой – Наполео́ном Жозе́фом Шарлем Полем Бонапа́ртом (принцем Франции, графом Мёдоном, графом Монкальери, но более известным широкой публике как принц Наполеон, или Плон-Плон), ныне пребывающим в великокняжеской резиденции в Севастополе…
Итак, пункт первый. Героическая попытка прорыва блокады евпаторийского плацдарма, предпринятая – кем? Да-да, ими самыми, героями Легкой бригады. Что характерно, практически с тем же результатом.
Правда, в отличие от нашей реальности (опять! Сколько еще будет меня преследовать эта дурацкая присказка?) лорд Кардиган остался на поле брани вместе со своими гусарами. И благодарить за это надо ни кого иного, как нашего генерала Фомченко.
Вникая в особенности крымского ТВД, Фомич выяснил, что татарское население встретило интервентов хлебом-солью (или их местными аналогами) и вообще оказывает им посильную помощь. Ничего иного от крымчаков не ждали: ста лет не прошло с тех пор, как владения последнего крымского хана Шахин-Гирея были объявлены частью Российской Империи. А один из потомков хана состоит при французском штабе и времени даром не теряет – сразу после высадки к Евпатории потекли стада, обозы с фуражом и провизией, а главное, сотни вооруженных крымчаков, готовых сражаться против русских «оккупантов». Правда, долго это не продолжилось – казаки и до Альмы регулярно перехватывали «доброхотов», а теперь и вовсе замкнули колечко. Но эта блокада не была сплошной – ни траншей, ни редутов с батареями, лишь редкая цепочка казачьих разъездов. Татары, местные жители, знающие в этих местах каждую сухую балку, каждый куст полыни, то и дело пробирались к союзникам, которые, не получая подвоза с Большой земли, отчаянно нуждались в продовольствии и фураже.
И это прекрасно понимал Фомич. Облегчив душу парой сентенций типа «Правильно их, тварей, Сталин гнобил!», генерал, привыкший мыслить в циничных категориях двадцатого века, предложил план. Казачьи разъезды временно перестают обращать внимание на татар, стягивающих к окрестностям Евпатории обозы, продолжая при том охранять периметр. Прорвать блокаду сами татары не смогут, силенки не те, а значит, обратятся за помощью. И ее им, конечно, окажут, скорее всего – силами имеющейся у союзников кавалерии. Тысяча сабель, Тяжелая и Легкая бригады, наследники славы серых шотландцев, отличившихся при Ватерлоо!