Впрочем, не стоит гневить Аллаха – могло быть и хуже. После того, когда из его отряда уцелело не больше трех человек, впору было прощаться с жизнью. За такие оплошности могут и голову отделить от тела! Но повезло – баш-чауш вовремя сообщил о необычной находке и провел на берегу два страшных дня, отгоняя вороватых рыбаков от трупов франкистани и остова железной рыбины. И когда явился наконец забтие мюшири[20] – упал перед ним на песок и запричитал, рассказывая об иблисах, повылезавших из нутра чудовища. Но он, баш-чауш, не струсил, не убежал, остался верен долгу!
В итоге героя сплавили с глаз долой. Можно считать, ему повезло – могли отправить куда-нибудь в Сирию или Аравию, гонять грязных бедуинских разбойников, а то и вообще в Кырым, откуда, как говорят знающие люди, ни один из слуг Повелителя Правоверных живым не вернется. Но Аллах, милостивый и милосердный, не допустил его погибели; он, как и на прежнем месте, в провинции Зонгулдак, командует сторожевым отрядом. Варна – место хлебное: знай обходи дозором кварталы вокруг Цыганского рынка, собирай бакшиш. Если повезет, можно в темном переулке ткнуть ножом зазевавшегося греческого купца или матроса-англези, а у тех карманы всегда полны серебра. Только давно что-то не случалось такого везения. Гяуры редко ходят поодиночке и сами могут дать отпор. Как те двое – один шатается, наверное, накурился хашиша в одном из здешних притонов. Другой, здоровенный, с желтыми волосами, заботливо придерживает его, а сам так и зыркает по сторонам. Глаза – злые, недоверчивые, такого поди тронь… За ними, шагах в десяти, идут еще трое. Один обыкновенный болгарский щенок, двое других – то ли англези, то ли франкистани, но не солдаты или матросы. У того, что идет позади, рука под полой, на рукояти ножа. А первый…
Баш-чауш споткнулся. Он узнал узколицего неверного. Ну конечно – это бледное, в отвратительной рыжей сыпи лицо он видел в тот страшный день, на берегу возле железной рыбы! Моряк-франкистани пытался что-то лопотать, но баш-чауш ударил его рукоятью сабли по голове и забрал немало ценных вещей. Одна из них до сих пор лежит за пазухой, бережно завернутая в тряпицу…
Европейцы миновали патруль и свернули в переулок. Баш-чауш проводил их взглядом, помедлил и зашипел подчиненным:
– Вы, сыны шакала, за мной! И если хоть один издаст хоть звук – лично намотаю его смрадные кишки на забор, а в брюхо насыплю толченого перца!
Сыны шакала угодливо закивали. Начальнику виднее – раз говорит идти тихо, значит, так надо. Они и шли, держась в двух десятках шагов за подозрительными гяурами, и, когда в узком переулке на плечи им свалились две тени, только один из редифов успел схватиться за саблю. Но вытащить не успел – мелькнуло тусклое лезвие ножа, и все закончилось.