И все. Серенькие облака разошлись, и над эпицентром «хроноклазма» (груздевская терминология!) возникла и стала стремительно шириться идеально круглая дыра, оконтуренная истаивающим фиолетовым бубликом. А в ней…
Велесов ахнул, попятился, уперся спиной в мачту. Остальные невозвращенцы потрясенно смотрели вверх. Из стремительно расширяющейся прорехи в облачном слое на них смотрела угольная чернота космоса – именно Космоса, а не знакомого им ночного неба. Непривычная для глаз земного обитателя плотность звездных россыпей, такая насыщенная, что бессмысленно даже пытаться угадать в ней контуры знакомых созвездий.
И – тишина. Казалось, в ней утонули все звуки, сколько их было во Вселенной. Космическая тишина, предвечная. Тишина и этот невероятный проход… тоннель… червоточина… куда?
«…Знать бы… ох, товарищи ученые, что-то не то вы открыли…
…а может, наоборот – то самое?
…знать бы…»
Фиолетовая кромка по краям «дыры в небе» истончилась до полосы… линии… нити… – и погасла. И сразу схлопнулась звездная бездна, и на ее месте – все те же серые облака, неяркий, вечерний свет над морской зыбью. По-прежнему тонко посвистывает ветерок, глухо шумят волны, бьющиеся в доски обшивки.
Велесов разжал кулак. На потной ладони лежала флешка – самая обыкновенная, на 8 гигов, прощальный подарок профессора.
– Ознакомьтесь, Сергей Борисыч. Только, если можно, не сейчас – вот проводите нас, тогда и изучите, не торопясь. По-моему, это может вам сильно пригодиться. Да и нам тоже.
– Вам? Так вы допускаете…
– В этом мире, голубчик, ничего нельзя исключать, – улыбнулся Груздев. Сейчас он удивительно напоминал старика-ученого из старых советских комедий, вроде «Антон Иванович сердится» или «Сердца четырех». – Если уж мы сумели однажды пройти этим маршрутом – что мешает проделать это снова? Так что до встречи – и, надеюсь, достаточно скорой!
Москва, январь – февраль 2017 г.