* * *
Истомин выругался.
– Вот, значит, что он затеял! И как я сразу не догадался…
Я удивленно посмотрел на вице-адмирала.
– Гамелен поставил винтовые линкоры в конец колонны, – пояснил он. – Видите, они без буксиров?
Я вгляделся в монитор. Действительно, перед четырьмя кораблями, выходящими из строя вправо, нет буксирных пароходов.
В голосе Истомина сквозило раздражение:
– Поздравляю, господа, этот прохвост Гамелен натянул нам нос. Сейчас они обогнут общую свалку и уйдут на норд-вест. Три часа – и они в Евпатории! Гамелен наверняка выслал вперед авизо, чтобы турки снимались с якорей и шли навстречу.
– Вы полагаете, турецкие корабли могут ударить по Нахимову с тыла? – встревожился Кременецкий.
Истомин покачал головой:
– Что вы, господин капитан второго ранга! Пока они сюда доберутся, все будет уже кончено. Нет, Гамелен хочет увести винтовые линкоры в Евпаторию, а турки выйдут в море, чтобы мы не слишком усердствовали с преследованием.
– «Морской бык» вызывает! – крикнул старлей. – Господин контр-адмирал, Корнилов на связи!
Никита щелкнул тумблером, включая громкую связь.
– Отряд паровых кораблей обходит нас с фланга, – возник в помещении голос. – Поворачиваю на вест, приму бой на параллельных курсах.
– Они уходят! – Истомин вырвал микрофон у старлея. – Гамелен нас обманул, они уходят в Евпаторию!
И верно – четыре отчаянно дымящих кораблика меняли курс, поворачивали к северу.
Корнилов ответил не сразу:
– Ваша правда. Постараюсь нагнать, хоть на отходе пощиплю. Эх, «потомков» я отослал… с их пушками точно бы справились! Может, вернуть?
– Да, господин вице-адмирал, возвращайте скорее. И вот что еще: сообщите от своего имени на «Париж», чтобы Павел Степанович не увлекался. Боюсь, меня он не послушает. Французам так и так крышка, а ветер, того гляди, разойдется до шести баллов. Корабли побиты, к маневрированию сейчас мало способны. Как бы не повыкидывало на берег!
В углу монитора светилась панель с данными атмосферного давления, скорости и силы ветра. Истомин прав, погода в самом деле меняется…
Я вышел из кают-компании и поднялся на палубу.
Вдали, на фоне берега, высился лес мачт, затянутый сплошной ватной пеленой. Над морем разносился сплошной пушечный рык. Там, на залитых кровью палубах, в пороховом дыму, в паутине изодранных снастей, сражались люди. Умирали сами и убивали других; шли на дно, захлебывались кровью из простреленных легких, валились на палубу с головой, рассеченной ударом кортика или абордажного топора. И ни один из них не успел узнать, что сегодня судьба их мира сделала крутой поворот, окончательно покинув колею, в которой катилась, увлекаемая «естественным» ходом событий. И я, выходит, приложил к этому руку…