Я выгляжу глупо и одновременно поэтично: ни дать, ни взять обезьяна с гранатами.
— Слава, не напрягайся, — доносится до меня женский голос. — Ножи не причинят никому боли, если твои руки не позволят им это сделать.
Вместо того, чтобы послушать совета, я разглядываю в зеркале Татьяну. У неё грубые черты лица, острый подбородок, высокие скулы. Яркое освещение оставляет тени на её сильно выступающих ключицах, а плечевые кости настолько остры, что, мне кажется, колют не слабее ножей. Но из-за мышц у меня не повернётся язык назвать Татьяну худой.
Она сильная. Более того, она кажется мне непобедимой.
— Ладно, давай это сюда.
Татьяна забирает у меня ножи и перед тем, как вернуть их на место, прокручивает каждый в руке, словно ударник барабанные палочки.
— Пожалуй, подождём пока с огнестрельным, если на тебя такое впечатление произвели обычные зубочистки.
Я согласно киваю. Параллельно пытаюсь вообразить, каково это — спустить курок, целясь кому-нибудь в сердце. Мне даже кажется, что я различаю звук выстрела. Оказывается, это Татьяна хлопает в ладоши.
Раз. Два. Кто-то бегает по залу.
Когда мы выходим из-за стеллажей, Татьяна хлопает в третий раз, и в помещении повисает оглушительная тишина.
Все защитники выстроились в одну шеренгу.
— Дисциплина — это единственное, чего я требую от своих ребят. Не проблема, если они плохо стреляют или не отличают прямой удар от бокового. — Татьяна хватает меня за локоть и подводит ближе к шеренге. — Проверено на опыте — от того, что одна из единиц не умеет слушать, вся команда страдает сильнее, чем если она же не с первого раза попадает по мишени.
Татьяна ставит меня между Беном и девушкой с красными волосами. Я повторяю их позу, чтобы хотя бы тут не выделяться: выпрямляю спину, ставлю ноги на ширину плеч, руки завожу за спину, сцепляю ладони.
Но моя обувь всё ещё стоит в десятке метров от меня. Остаться незамеченной уже не получится.
— Начнём наше утро как обычно: получасовая разминка, затем оперативники берут тренировочное оборудование и идут в имитационную комнату. Остальные делятся на пары и приступают к спаррингам. — Татьяна замолкает. Её взгляд останавливается на мне. Вопреки моим ожиданиям, жалости в нём я не вижу. Татьяна командует: — Направо. — Все поворачиваются, я — с опозданием. — Лёгким бегом по залу — марш!
Шеренга дёргается в унисон и пускается трусцой. Я бегу за девушкой, зацепившись взглядом за её красные волосы. Первые пару кругов держусь на оптимизме и адреналине, потом начинаю чувствовать боль в правом боку. Но никто не останавливается и не сбавляет шаг, поэтому я сжимаю челюсть и пытаюсь вспомнить, как правильно дышать.