Гостя я сразу узнал, Лабухин собственной персоной, причём в знакомом костюме, именно в нём он был, когда некоторое время передвигался с нами по дороге смерти. Потом разошлись наши пути дорожки, и сошлись уже только тут. Сейчас костюм был отстиран, и отглажен, как новенький.
– Здравствуй, Саша.
– Здравствуйте, Константин Львович. Что случилось?
– А что, моё появление могло быть вызвано только какой-то случайностью или нуждой?
– А разве нет?
Мы отошли в сторону и сели на свободную скамью, но под перекрёстными любопытными взглядами сразу двух классов. Лабухин на это внимания не обращал, а я тем более, так что особо ничего нам не мешало общению, ну кроме мяча который кто-то запустил со снайперской точностью прямо в голову моему собеседнику. Невольно отбил тот его хорошо, обратно полетел, однако свёл на миг глаза в кучу, но быстро встряхнулся и продолжил говорить, как ни в чём не бывало.
– Значит сегодня дыра в эфире? – задумчиво протянул я. – Мной закрыть хотите? С чего бы это? Вроде моё первое и последнее выступание восторгов у ваших коллег не вызвало, насколько я понимаю.
– У нас восторгов не вызвало то что передача прошла без согласования цензуры. Диктора, конечно, хотели наказать, да и редактора тоже, но сверху спустили приказ, всё оставить как есть. Так что никаких мер не было, все работают как обычно. А вот насчёт того что реакции на твой эфир не было, то тут ты не совсем в курсе. Нас завалили письмами. Неделя прошла, а уже двенадцать мешков, письма всё идут и идут. Со всех сторон, немало и с фронта.
– Мне об этом ничего неизвестно.
– Приказали попридержать информацию. Все письма нами были изучены, почти тридцать человек старались, были помощники из партийных организаций. На некоторые письма, нужно ответить. Там всё подготовили.
– Опять отредактированная речь? – усмехнулся я.
– Знаешь, а тут ты не угадал. Я сам в сомнении, но когда мне ставили задачу поговорить с тобой, этот момент обговорили особенно. Не припомню, чтобы раньше было такое. В общем, тебе просили передать. У тебя полтора часа эфира личного времени. Можешь говорить что хочешь, но займи его. Естественно за всё, что ты произнесёшь, будешь нести ответственность один ты и никто более.
– Экспериментаторы хреновы, – невольно покачал я головой, прекрасно представляя чьи тигриные ушки торчат из этой авантюры.
– Единственно просили никаких секретных сведений не передавать, включая методы борьбы с немцами. Те, что в эфире выдавать нельзя. Мне сказали, ты сам поймешь, о чём тебя просят.
– Да это понятно.
– Всё что нужно было сказать, сказал. Эфир в семь часов вечера, но ты за два часа приходи. Там ещё скажут что нужно, и согласуют эфир. Ты хорошо говоришь, чётко и внятно, не теряешься. Легко находишь разные ответы и вообще непринуждённо ведёшь себя в прямом эфире, а это трудно, поверь мне. Так что ждём.