Диктор, на которого я посмотрел, кивнул, соглашаясь вступить в диспут, и сказал:
– Я так думаю, ответственные товарищи прислушаются к словам Александра, убедятся, что всё действительно так и действительно запретят подобное дело.
В это время, подошедшая молоденькая сотрудница на радио, положила передо мной листок. Быстро пробежавшись по нему, я кивнул, соглашаясь, и его отнесли диктору, который как раз закончил говорить эту фразу. Вроде всё сказал, но ни о чём, лишь повторив своими словами мою просьбу. Тот тоже пробежался по листку и продолжил вести эфир.
– Александр, до нашей студии только что дозвонились два наших слушателя, которые задали некоторые вопросы. Если ты не против я их зачитаю.
– Я не против.
– Хорошо. Звонила женщина из подмосковного города Серпухов. Она интересуется, что дальше стало с тем бойцом, которого так подло предала жена. А так же от старшего политрука Зощенко, который находится на излечении в одном из военных госпиталей Москвы. Он слушал твой рассказ о том, что случилось у деревни Васильевка, и смог, добравшись до кабинета главврача, дозвонится до нас. Он сообщил, что ты рассказал не всё. Он был там, более того его гнали к тому же карьеру как и Катю. Он был из тех единиц что спасся. Если ты не против я опишу его историю. Зощенко попал в плен бессознательном состоянии с осколочными ранениями спины и шеи. Смог не погибнуть в лагере и был включён в колонну. Его спасли, как и других, он присоединился к отряду майора Лапотникова, и присутствовал при допросе унтера. Потом всё было действительно как ты и рассказывал. Повторно политрука ранили, когда был прорыв через линию фронта, получил тяжёлые ранения, и его отправили в Москву, лечиться.
Слушая я кивал, задумчиво поглядывая на диктора, и вспоминая ту встречу с Катей у рынка. А ведь она действительно была, и я практически слово в слово описал всё, что она мне в таких подробностях рассказала. Но как оказалось, в Москве был ещё один свидетель и тот указал мне на небольшие недочёты в рассказе. Этого я, конечно же, не ожидал. Так что когда диктор замолчал, вопросительно посмотрев на меня, я согласно кивнул, отвечая:
– Да, я действительно рассказал не всё, добавил бы, что скорее сократил рассказ, чтобы совсем не травмировать психику слушателей. Но раз мне указали на эти недочёты, я опишу, что именно не раскалывал. В действительности котлованы находились от опушки в полутора километрах, и отряд майора просто физически с такого состояния не мог ликвидировать предателей. Однако в ту сторону вёл овраг, вот по нему бойцы по-пластунски, чтобы не обнаружить себя, овраг был мелкий, по пояс, поползли к противнику. Как выяснилось, немцы о нём тоже знали и заминировали его. К счастью среди окруженцев было два сапера, и они сняли эти мины, что позволило отряду двинуть дальше. Вот и суть моего сокращения, что пока бойцы ползли и снимали мины, что тоже заняло достаточно времени, немцы привели ещё одну колонну и успели её расстрелять. Вот следующую колонну, где была Катя, и видимо тот самый старший политрук, бойцы, успевшие занять позиции, и спасли. Наступающий вечер позволил им уйти от погони. Вот я и вся неточность, на которой меня поймали. Уж извините. Постараюсь больше подобного не допускать. А по поводу того бойца по первому вопросу, его кстати звали Зосим, Зосим Андреев, то он с нами проехал почти сто километров и мы высадили его у одной из деревень где почти не осталось мужчин, ушедших на фронт. Тот согласился стать председателем колхоза и поселился у вдовствующей солдатки. К сожалению, задерживаться мы не могли и ехали оттуда вскоре. Но насколько я в курсе немцев остановили в сорока километрах от той деревни и фронт пока стоит. Это всё что я могу сказать, мне не известно, что сейчас с ним и жив ли он.