Спит она не больше двух часов в сутки, и то сидя на стуле и склонив голову на подушку, рядом с мечущимся в бреду раненым.
Я как-то спросил ее:
— Если фашисты войдут в Мадрид, ты уедешь в Валенсию?
Она с минуту смотрела на меня непонимающим взглядом, потом ответила:
— А мои раненые? — и, подумав, прибавила: — Фашисты не возьмут Мадрида.
* * *
Никому из раненых она никогда не отдавала предпочтения, но, когда привезли русского летчика, Люс как-то притихла. Она никого к нему не подпускала, перестала смеяться, сама проделывала все сложные медицинские процедуры, подолгу смотрела ему в глаза, угадывая каждое невысказанное желание, предупреждая каждый стон.
— Он будет жить, он должен жить, — шепчет она. — Он сражался за нас.
Все свободное время поочередно мы с Кольцовым проводим у постели Сергея Тархова.
— Не должен был я лезть на рожон, — слабым голосом говорит он. — Ну разве это серьезно: один против шести! Мальчишество. Надо было уйти в облака, и все тут… Что говорят мои ребята?
— Твои ребята гордятся своим командиром. Ты геройски дрался, сбил двух «хейнкелей». Товарищи привет тебе передают. Просили сказать, что вчера за день сбили восемь фашистов.
Он вдруг сжимает мою руку и спрашивает, глядя в глаза:
— Жить буду? Скажи.
— Скоро летать будешь. Слушайся Люс, поменьше разговаривай.
Бомба упала рядом с «Паласом», Тархов вскочил на ноги. Его еле уложили в постель, у него начался бред…
Ночью меня разбудили. Я поднялся на третий этаж.
Сергей тяжело дышал. Он изредка шептал что-то белеющими губами. Потом взглянул на нас и затих. Кольцов заплакал.
Я долго смотрел на его высокий красивый лоб, на спокойные восковые черты усталого лица. Люс проплакала у его изголовья до утра.
В ясный солнечный день мы с Кольцовым хоронили Сергея. Его товарищи не могли прийти на похороны. Они сражались. Долго не могли найти Люс, она исчезла. Прибежала она, когда уже закрывали крышку красного гроба. В осажденном врагами Мадриде она разыскала две белые хризантемы и положила их у изголовья Сергея.
Черный автомобиль катафалк лавировал между трамваями. Его обгоняли с бешеной скоростью военные машины. Встречные поднимали кулаки, снимали береты. Солдаты молча, торжественно поднимали над головой винтовки. Черному катафалку салютовали строители баррикад на перекрестках. Женщины в черном, стоявшие в длинных очередях, поднимали кулак, провожая в последний путь капитана Сергея Тархова, посмертно удостоенного звания Героя Советского Союза.
А в небе кружили истребители, патрулирующие над городом.
На окраине маленькая девочка, подняв руку, остановила катафалк, что-то сказала шоферу и вбежала в дом. Через несколько минут она выбежала с букетом цветов и, поднявшись на цыпочки, положила цветы на гроб. Я обернулся. Девочка, подняв кулачок, смотрела нам вслед.