Я заставляю себя не говорить Моретти о розах. Карточка подписана от руки, словно под диктовку, и в цветочном магазине подтвердили, что Пол сделал заказ, а курьер доставил цветы. Но он все же знает, где я нахожусь, и чтобы меня найти, ему должно быть известно имя: Рэйчел. Моя фамилия ни разу не появляется в статьях о сестре. По-моему, Пол решил, что я буду в «Охотниках», потому что это единственная гостиница в городе, хотя он мог все разузнать как-то по-другому. Может, он за мной следил.
Я не могу просить совета у Моретти. Вместо этого я спрашиваю:
– У вас есть братья или сестры?
– Есть один брат.
– У вас с ним теплые отношения?
– Нет.
Наверное, он ровно один раз в год ездит в Глазго в нерабочее время и с трудом переносит каждую минуту подобных визитов. Скорее всего, он может использовать работу как предлог, чтобы сбежать с этих семейных сборищ. Я очень ясно представляю себе, как он отвечает на телефонный звонок в доме где-нибудь в Далмарноке или Ройстоне и говорит: «Извините, мне нужно ехать». Его родные, наверное, знают, что вопросов лучше не задавать. Это, вероятно, важно.
– Вы когда-нибудь заходили в магазин «Уислстоп» на Паддингтонском вокзале?
– Да.
– Что-нибудь там покупали?
– Иногда вино по дороге к Рэйчел. А что?
– Да так, к слову пришлось, – отвечает он.
Рэйчел говорила, что-то с этим городом не так. Но я до сих пор не понимаю, что она хотела этим сказать. Я едва выезжала из центра, и сегодня шагаю на север, подальше от переулков и главной улицы, к теннисному корту, странной пустой коробке посреди сосен. Калитка на замке, а по полю змеятся промоины и расселины. На ограде висит планшет со списком игроков прошлого сезона. Бумага скрючилась, а черные буквы сделались ржаво-коричневыми. Я веду пальцем по странице, пока не натыкаюсь на ее почерк, и отшатываюсь от ограды.
В теннис мы играли в августе. Рэйчел записала нас, и мы ждали, пока освободится корт. Смотрели, как играют другие, как мячи с изгибом пролетают над сеткой. Корт размечен мелом и окружен виргинскими соснами. Мне казалось, что мы на пляже. Над кортом выгибалось бирюзовое небо, а у сосен были изогнутые, как у кипарисов, верхушки.
Я быстро оттуда ухожу. Дорожка делает такой резкий поворот, что когда я оглядываюсь, корта уже не видно. В последнее время туда никто не приезжал. На дороге пробились сорняки, а по ее центру вырос целый гребень из чертополоха, лихниса и алого аистника.
Я помню, что Рэйчел у кого-то взяла ракетки. Она отправилась за ними, пока я ждала ее у «Охотников». Стояла жара, и у входа в гостиницу поставили белые холщовые зонтики.