— Бред!
— В смысле, бред? — Левицкий даже, кажется, обиделся.
— Ты же здравомыслящий человек, должен понимать, какой-нибудь парень…
— Богиня!
— Ну, девушка, захватила власть, объявила себя божеством и сейчас живет припеваючи, пока остальные ей молятся и отстегивают положенные проценты.
— И так на протяжении нескольких сотен лет.
Дункан не смутился.
— Значит, богиня — ширма, кто-то стоит за ней, выставляя женщину.
— Все эжти сотни лет, женщина — одна и та же.
— Или несколько, но очень похожих, — вопреки уже произошедшему, мысль о существовании «во плоти» самой настоящей богини упорно не желала помещаться в голове.
— И одного возраста.
— А ты сам-то ее видел?
Антон почесал хлыстом висок.
— Не довелось, но у нас был один раб, с Элизии — так он много раз, и, заметь — не один он. Есть множество праздников, когда богиня показывается народу. Говорю же тебе — это, — кончик хлыста обвел серые стены «каюты», — иной мир.
9.
— Прошу прощения, сколько человек способен взять на борт ваш корабль?
Они только что закончили выгрузку товара — несколько сотен мешков с, на редкость пахучими пряностями. Флостеры удалились в каюты подсчитывать барыши, а Дункан с Антоном, утомленные трудами праведными, растянулись в прохладной тени звездолета.
— Тебе, какое дело?
Человек, одетый в темный, застегнутый на все пуговицы костюм, что, учитывая полуденный зной, выглядело несколько странно, придирчиво осматривал звездолет.
Удовлетворенный увиденным, он кивнул чему-то своему.
— Если не ошибаюсь, в данный момент, вы свободны?
— Если так, что с того?
— Проведи меня к хозяевам.
На веснушчатом лице Левицкого читалась целая гамма эмоций, правда, несколько однобоких — от желания послать незнакомца подальше, до врезать по холеной ухмыляющейся роже.
Но рок машинного отделения по-прежнему присутствовал в их жизни.
Нехотя, нарочито медленно, заставляя ждать, Антон поднялся.
— Пошли.
Когда Левицкий с потенциальным клиентом скрылись во чреве звездолета, Трегарт выудил на свет божий заветный платок.
Как в первый день, свет заиграл узорами затейливой вышивки… почти, как в первый.
Используя в личной гигиене принцип: обсохнет — само обсыплется, Флостеры не видели причин, почему у рабов должно быть иначе.
Урывками, на планетах с теплым климатом и близлежащими водоемами, Трегарту с Левицким удавалось помыться, однако, случалось сие реже, чем хотелось, и куда уж реже необходимого.
Где ты, прекрасная незнакомка? Помнишь ли обо мне? Хоть иногда.
Я в твоем мире, но суждено ли нам встретиться?
Топот ног по металлическим сходням вывел Трегарта из меланхолического состояния.