– Поднимай всех – надо выдвигаться.
Зажглась масляная лампа, осветив скудным светом зашевелившихся бойцов. Тихие разговоры, сборы. Через некоторое время Данила подошел к Максимычу:
– Плохая новость, парень с дротиком в груди умер.
– Черт! Четвертый уже. Берем все, что можем унести. Распредели свободное оружие среди здоровых. Пополняем боеприпасы из рюкзаков с товаром. Тело и остальной товар придется оставить здесь. Второй как?
– Ничего вроде, держится. Но путешественник из него никакой.
Максимыч огляделся в полумраке подвала:
– Пойдем налегке. Надо соорудить что-то наподобие носилок. На сборы и перекус полчаса. Выходим через запасной выход. Не забудьте проглотить по таблетке антирада – пойдем через «грязный» участок.
* * *
Максимыч никогда не думал, что так обрадуется появившейся из-за угла «Ведьминой плеши». Последние три часа были похожи на ад санитара, потерявшегося с раненым в чаще леса. Мало того, что пятно само по себе представляло собой сошедшие с ума от безнаказанности и отсутствия каких-либо границ роста джунгли, так и пройти по этому лабиринту было можно далеко не везде. Точнее, мало где можно было пройти, а порой казалось, что нельзя нигде. Иногда, вопреки всякой логике, счетчик трещал даже в тех местах, где только что прошел весь отряд, и пару минут назад тот же счетчик молчал и разве что не тыкал пальцем, мол, единственный путь здесь. Взмокли абсолютно все: и бойцы, которые, попеременно меняясь, тащили раненого; и сталкеры, которые, как никто другой, представляли себе, в какую «задницу ящера» они залезли по собственной воле; и даже раненый, постоянно цепляющийся за края самодельных носилок побелевшими от напряжения пальцами. Он постоянно рисковал свалиться с них под ноги, поэтому изо всех сил держался, лишь изредка стонал, превозмогая боль. И тут, продравшись через очередной обезумевший куст, который, по-видимому, был чокнутым папоротником, Максимыч оторопело остановился, очутившись на свободной площадке. Неужели все кончилось? Этому, с позволения сказать, пограничному растению почему-то было мало сиреневого оттенка жестких листьев, он еще отрастил себе шипы, в палец длинной и, словно колючая проволока, не выпускал путников из зараженной радиацией зоны. После этого буйства красок и форм так приятно попасть в обычный лес с покрытой мхом землей. Максим даже не поверил своим глазам, столь резкой была перемена обстановки. Вот он, перекресток, с которого начиналось их путешествие всего в паре десятков метров, а слева такая родная, поблескивающая лысыми рельсами «Ведьмина плешь».