Кейт развернулась и ударила снова. Молниеносный удар обрушился на левую половину лица. Молодец, Кейт, хотелось мне крикнуть ей. И все-таки этот удар его не остановил. Он был неутомим и упрям. Но и она тоже.
Раскин бросился к ней, и Кейт снова его ударила. Левая щека его превратилась в сплошное месиво.
Она с силой выбросила кулак, удар пришелся ему в нос, и он рухнул. Раздался громкий стон. Он был повержен. Не мог подняться с пола. Кейт победила.
И тут сердце мое гулко заколотилось в груди. Я заметил, как Раскин потянулся к кобуре на лодыжке. Казанова не собирался никому проигрывать, тем более женщине.
Пистолет чудом появился у него в руке, словно у фокусника. Это был полуавтоматический «смит-и-вессон». Казанова отступал от честных правил драки.
– Не-е-ет! – крикнула ему Кейт.
– Эй ты, ублюдок, – произнес я хриплым шепотом. Я тоже решил нарушить правила.
Казанова обернулся. Он увидел меня и прицелился. Я держал свой «глок» обеими руками. Руки слегка дрожали, но мне удалось сесть. Я опустошил в него почти всю обойму. Загони кол ему в сердце! Именно это я и сделал.
Казанова отлетел назад и ударился спиной о стену. Тело его задергалось в конвульсиях. Ноги безвольно подогнулись, весь он тяжело обмяк. На лице появилось удивленное выражение. Он внезапно понял, что тоже смертей.
Глаза его закатились, как будто провалившись в череп. Виднелись только белки. Ноги дернулись раз, другой и замерли. Казанова умер почти мгновений на полу пляжного домика.
Я поднялся. Ноги были словно из ваты, и я вдруг почувствовал, что взмок от пота с головы до пят. Холодного пота. Чертовски неприятное ощущение. Я проковылял к Кейт, и мы долго стояли обнявшись. Мы оба дрожали – от страха, но и от радости. Мы победили.
– Как я его ненавидела! – прошептала Кейт. – До сих пор я и не представляла себе, что это значит – ненавидеть.
Я позвонил в полицию Кейп-Хэттераса. Потом позвонил в ФБР, детям и Нана в Вашингтон. Все кончилось.
Я сидел на веранде любезного моему сердцу дома в Вашингтоне и потягивал холодное пиво с Сэмпсоном на пару.
Стояла осень, и в зябком прозрачном воздухе уже чувствовалось приближение зимы. Наши драгоценные и презренные «Краснокожие» отправились на футбольные сборы, а «Иволги» снова выпали из борьбы за главный приз. «Да будет так», – писал Курт Воннегут в те времена, когда я учился в университете Джонса Хопкинса и увлекался подобными изречениями.
Мои дети сидели рядышком на диване в гостиной и в сотый раз смотрели по телевизору «Красавицу и Чудовище». Я не возражал. Сказка хорошая и увлекательная, пусть смотрят, раз не надоела. Завтра будут показывать моего любимого «Аладдина».