4
Бой на Волчьих горах начался рано утром. Гулко разносились по окрестностям залпы из пушек второй батареи. Подковин получил приказ ожидать с оседланной лошадью срочных донесений командира батареи.
Обоз стоял в ложбине, защищенной от неприятеля возвышенностью. Кругом по склонам росли зеленые кусты. По полю, где расположились двуколки, торчали высокие стебли гаоляна. Распоряжение Фока о срезке всходов так и не было выполнено.
Японцы сегодня были очень близко. Над головами часто проносились ружейные пули. Свирепо татакали пулеметы.
Провели двух пленных японцев.
— Где изловили? — спросил Подковин раненых стрелков, конвоирующих пленных.
— В этот проклятый гаолян их до черта наползло. Прямо беда. Надо стрелять, а не знаешь куда. Смотришь, а они у тебя из-под носа вынырнули.
Низкорослые японцы без фуражек, с запыленными лицами, озирались по сторонам. На них были расстегнутые мундиры цвета хаки, тяжелые ботинки в грязи, икры ног обмотаны сбившейся лентой.
Пленные держали себя вызывающе, но при каждом свисте пули скулы их вздрагивали, а плечи приподнимались. Закурив, стрелки пошли дальше.
Бой разгорался. Пули пролетали роями и ударялись в стенку оврага.
1
— Ну, как моя рана? — спросил Лыков у врача на перевязочном пункте.
— Хорошая, сквозная… Кости целы, значит все в порядке. Лежите смирно.
— Варя, — окликнул доктор сестру, — наложите повязку и направьте раненого в свой госпиталь.
Лыков вздрогнул и резко повернулся. Ему почудилось, что доктор сказал «Валя».
— Лежите, не волнуйтесь, может усилиться кровотечение, — сказал врач.
При тусклом освещении фонаря, который держал в руках санитар, Лыков увидел усталые глаза сестры милосердия, наклонившейся над ним.
— Пить хотите?
— Нет. А я где-то вас видел…
— Не могло этого быть. Девушки, повязанные косынками, во многих случаях похожи друг на друга. Я совсем недавно из Иркутска, а вы здешний житель.
— Из Иркутска! — воскликнул Александр Петрович, и даже приподнялся.
— Что же тут удивительного? Не шевелитесь и молчите. Поговорим завтра, когда остановится кровотечение.
Лыков покорно закрыл глаза и отвернул голову. Через секунду он стиснул зубы. В рану ввели тампон, и боль обострилась.
Кругом громко стонали и кричали тяжелораненые. Полотнища санитарной палатки колыхались от ветра. Вдали слышалась усиленная ружейная перестрелка.
— На Юпилазу генеральная атака, — сказал вошедший офицер с перевязанной головой. — В девять часов их опрокинули, и они успокоились. Но сейчас вдруг стали нажимать на центр.
В палатке стало тихо. Только тяжелораненые ворочались и стонали, остальные с нетерпением ждали вестей. Но офицер больше ничего не сказал.