Родионов, осмотревшись, успокоился. Все было сделано попрочнее, посолиднее, чем на полевых позициях.
— Хороша наковальня, незнамо какой будет молоток, — промолвил ефрейтор Егоров, уже имевший георгиевский крест за бои на Перевалах.
Егоров удивлял всех — и своих товарищей и офицеров. Он почти никогда не смеялся, сам не шутил и не отвечал на шутки. Небольшого роста, голубоглазый, круглолицый, он ходил несколько вразвалку. У него было удивительно белое лицо; обращал на себя внимание высокий и чистый лоб. Русые волосы, когда отрастали, были курчавыми и мягкими, а усы — густыми и светлыми, точно из волокон льна. Егоров без крика и ругани переживал свои неудачи, без ворчанья переносил нападки начальства, не сердился и не протестовал, если новый, не знающий его, дневальный при дележке хлеба и мяса давал ему плохие куски. Этим Егоров достиг удивительных результатов. Никто не допускал мысли обидеть его. — О нем говорили:
— Этот всегда смотрит вперед и далеко видит.
Егоров десяток раз бывал в вылазках, которые сошли благополучно для него и его товарищей. Удачу приписывали Егорову, его вдумчивости и проницательности. Солдат не раз слышал, как за его спиной говорили: «Дать бы ему образование, был бы он генералом».
Егорову не понравился форт. После простора позиций на Зеленых горах — и вдруг какой-то прилизанный двор, угрюмые стены казематов, точно вылитые из свинца.
— Чево это он там сказал? — заинтересовались стрелки, осматривая форт.
— Почему это наковальня? — спросил Кобылин.
— Смотри, какая твердая да гладкая. Стоит на одном месте. Никуда не сдвинешь. Дорого поди стоит…
— Ну и что ж? — вступил в разговор Родионов.
— Бить по ней снарядами-то очень хорошо будет. Достиг один раз прицела и постукивай. Расплющивай, что тут расположено.
— Тебя послушать, так мы вроде железа.
— Не железо, а песочек, — спокойно сказал Егоров. — Ковать враг будет пушки да казематы, а нас будут подсыпать сюда словно песочек в кузнице на горячее железо. Видал поди?
Родионов вздрогнул и побледнел.
— Ты, Егоров, не то название дал. По-моему, это ступа, — сказал Кобылин. — И нас в нее бросили.
— И так можно, — согласился Егоров.
— Что в лоб, что по лбу, — рассмеялись стрелки. — Ладно. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
2
Через два дня солдаты присмотрелись и освоились с обстановкой. Толстые стены казармы внушали доверие: в такой казарме можно спать спокойно. Рвы кругом форта были глубокие, выбитые в твердом грунте — не перескочить их врагу. На загибах рва — бетонные капониры, а в них пулеметы и пушки, из которых можно всех врагов перестрелять. Та тревога, которую вселили слова Егорова, прошла; ее заменила осторожность. Когда в последних числах июля через форт начали перелетать неприятельские снаряды, направленные в город, каждый из солдат присмотрел себе уголок, чтобы укрыться во время обстрела.