— А расставлены они так, что первые две шрапнели сметут всю прислугу и собьют тонкие приборы для стрельбы по невидимой цели. Я, проходя со своей командой, удивлялся. Опять какое-то, простите, по-моему, просто ротозейство. У меня сегодня болит сердце, и я боюсь за этот день.
Перестрелка по линии продолжалась. Солнце светило ярко; клубы пыли говорили о продвижении врага. Генерал Фок ездил около правого фланга и ждал князя Мачебели и батареи. Японцы, не встретив артиллерийского огня, наседали.
— Да где же они, черт их возьми?! — спросил Фок адъютанта. — Как вы послали распоряжение князю?
— Устно, ваше превосходительство.
— Я так приказал, хотите вы сказать? Но вы могли бы послать и письменное распоряжение, хотя бы и не подписанное мною. Снарядите второго ординарца!
Через десять минут после того, как уехал вновь посланный ординарец, вернулся первый. Фок накинулся на него.
— Где батарея? Где батальоны?
— Они по вашему приказанию стоят на станции Киньчжоу, ваше превосходительство.
— Идиот! Гнида! Чучело! Под арест!
Стрелок держал руку под козырек и моргал глазами. С неприятельской стороны прогремели орудийные выстрелы. Японские горные батареи, расположившись в кустах недалеко от деревни Ченболосо, открыли стрельбу по батарее полковника Романовского. По неосмотрительности пушки этой батареи были установлены на открытой площадке. Первые снаряды двух японских пушек упали невдалеке. Но как только дистанция определилась, на несчастную батарею посыпались ядра из двадцати четырех неприятельских орудий. Хотя жестокий огонь и косил артиллеристов третьей батареи, но пушки их не молчали. Снаряды подносили стрелки пехотного прикрытия. Раненый командир и офицеры не оставляли своего поста, ожидая выручки и поддержки.
— Куда же девался Лапэров? — волновался Романовский, увидев раненого капитана Бенуа. — Генерал заверил меня, что он вызвал еще две батареи на передовую линию.
— Следует убрать орудия с этой позиции при помощи стрелков, — сказал поручик Успенский.
— Нет! Сейчас только отвечать, и в этом наше спасение. Пока не отвлекут внимание врага, мы не можем передвигаться. Если бы здесь были все наши батареи, то бой протекал бы двадцать четыре на двадцать четыре… О, тогда бы им не сдобровать!
В разгар дуэли, когда почти вся орудийная прислуга выбыла из строя, в артиллерийский бой вступил поручик Садыков со своей «бычьей» батареей. И сразу картина изменилась. Попадания из поршневых орудий были исключительно удачны, и, кроме того, били они во фланг неприятеля. Японцы замолчали и стали перестраиваться, ожидая усиления нашего артиллерийского огня.