Но генерал Фок уже забыл о Хуинсане.
Когда герои-поручики попали кто в могилу, кто в госпиталь, оборона Хуинсаня была поручена капитану Лопатину. Прошло десять дней после вылазки. Японцы не раз наступали, пытаясь выяснить, какими средствами мы намерены удержать правый фланг. Но попытки врага не увенчались успехом.
Стрелки с огромным возбуждением готовились к генеральной атаке.
— Они опять тринадцатого числа пойдут на нас. У них это счастливое число, — говорили солдаты.
Так и случилось. Около пяти часов утра 13 июня японские миноносцы и три крейсера начали обстрел крайнего правого фланга и били по сопкам до восьми часов. Охотники в то же утро двинулись вдоль позиции, но сразу же столкнулись с японцами, наступающими на гору Уайцейлазу.
— Да тут не вылазкой пахнет и не рекогносцировкой, здесь будет настоящий бой! — воскликнул подпрапорщик Сидоров. — Надо дать знать.
Пять японских батальонов настойчиво лезли на гребни высот перед фронтом полковника Киленина. В полдень по всей линии завязался бой. На поддержку пехоте к бухте Лунвантан подошли из Порт-Артура миноносцы с крейсером «Новик» и канонерками.
А японцы все надвигались. Они заняли гору Уайцейлазу и установили на ней две горные батареи. Клубы белого дыма окутали вершину. На гору Хуинсань посыпались неприятельские снаряды. Им отвечали поршневые орудия русских.
Стрелки ожесточенно ругались:
— Хуже пушек не нашлось в Артуре. Сейчас же собьют их.
— Гонят на передовые позиции. А чем задерживать врага?
Наконец неприятельский огонь заставил паши пушки замолчать.
У капитана Лопатина пока все шло благополучно: стрелки поражали наступающего врага, а убитых было только двое. Но с наступлением вечера Лопатин задумался, он не знал, что делать дальше.
«Задерживаться или нет? — думал он. — По-видимому, лучше не задерживаться. Но ведь для очищения позиции необходимо получить распоряжение, а его нет. Но нет и подкреплений…»
— Ваше высокоблагородие, снизу к нам две роты подошло. Надо думать, что они при начале темноты сюда поднимутся или во фланг японцам ударят, — докладывал старший унтер-офицер роты.
— Да, да… Это ты верно говоришь.
— Как себя чувствует наш капитан? — спросили унтер-офицера стрелки.
— Бурчит себе под нос.
— Как бы он позиции не пробурчал.
— Никак этого нельзя! — воскликнул унтер-офицер, — За это ему наклепают.
— Такой же полковник Киленин. Два сапога — пара.
Японцы притихли. Командир 14-го полка распорядился, чтобы роты, находящиеся у горы Зуинсань, о которых говорил Лопатину унтер-офицер, отошли обедать.
Солдаты, сидевшие на вершине горы, ничего не могли понять.