На мгновение Нагибу показалось, что аль-Хуссейн заметил его, потому что тот сделал огромный крюк, хотя мог бы достичь цели напрямую, но он продолжил наблюдение. Экипаж еще несколько раз поменял направление, пока, наконец, не свернул в одну из улочек за мечетью Ибн-Тулун. Отсюда было совсем недалеко до кофейни «Рояль», где они и встретили аль-Хуссейна, и до квартиры Нагиба.
Экипаж остановился перед домом, выделявшимся светло-зеленой окраской, что было редкостью, ведь в Каире большинство домов выкрашено в одинаковые охряно-коричневые тона. Высокие ворота, полностью заслонявшие обзор, открылись, и экипаж исчез за ними. Лишь спустя некоторое время отважился Нагиб приблизиться к воротам. Ни дом, ни улица имени не имели, что было не редкостью в этом районе, и ничем более не выделялись. Ставни на окнах всех четырех этажей были закрыты, перед дверью был навален мусор — в этом дом тоже не выделялся из общего множества. И все же он притягивал Нагиба. Тот пару раз прошелся по улице, не выпуская дом из поля зрения.
Он не мог объяснить своих действий; просто у Нагиба было чувство, что с этим домом связаны какие-то события, касающиеся в том числе и его, хотя он даже не знал, живет ли в нем аль-Хуссейн или еще кто-нибудь. Вполне хватило бы слуги, курьера или кухарки, выходящих из ворот, чтобы задать им пару интересовавших Нагиба вопросов. Но ворота оставались заперты, и Нагиб удалился, чтобы никто не заметил его присутствия, предварительно еще раз пять пройдя по улице.
Вернувшись в квартиру, которую они снимали с Омаром, Нагиб попытался вспомнить, как он, пробравшись сквозь лабиринты переулков, оказался возле зеленого дома; потому что намеревался навестить аль-Хуссейна еще до возвращения Омара под предлогом обещанного ему вознаграждения. Но все вышло иначе.
Утром — Нагиб глубоко и спокойно спал после напряженного путешествия — его разбудил стук в дверь. Двое египтян, одетых в поношенную европейскую одежду, попросили его открыть. Их послал аль-Хуссейн — они должны привести к нему Нагиба. Тот, сразу подумав о причитавшихся ему деньгах, беспрекословно последовал за ними.
На полпути, заметив, что они идут совсем не в том направлении, куда вчера уехал Али, он спросил, куда его ведут. Один из провожатых, толстый мужчина с нависшими бровями и плоским, как у боксера, носом, неопределенно махнул рукой, не ответив. Второй — сухой, высокий египтянин с открытым лицом, чьи мягкие черты не могло скрыть даже мрачное выражение, коротко ответил: «К аль-Хуссейну, увидишь».
Сомнение Нагиба росло, и он забеспокоился, когда впереди показались бараки, деревянные и жестяные хижины самых бедных жителей Каира, и подножия холма Моккатам. Здесь жили не имевшие ни имени, ни законных прав, кому жизнь отказала в удовлетворении минимальных потребностей. Они существовали, питаясь отходами с рынков и на то, что им, особенно детям, удалось выпросить, а нередко и украсть в других районах. Ночью эта местность считалась опасной, и любой чужак подвергался опасности быть убитым. Да и днем люди пропадали в лабиринтах улочек между хижинами, и их никогда больше не видели.