Я знал, что это жестоко. Но сюсюкать я просто не смог.
— Эй, ты! — Я обернулся к уцелевшему старателю. — Да перестань ты на пушку пялиться! Никто в тебя стрелять не собирается, если не заслужишь. Это твой родич? — Я кивнул на окаменелого пацана, неотрывно глядящего, как Костя уносит мертвую мать.
— Сосед, — отозвался старатель нетвердым голосом. — Сынишка соседский.
Кажется, он так и не поверил, что в него не собираются стрелять.
Изломанную женщину Костя оставил на краю воронки. И вернулся ко мне.
— Зачем они это сделали, хотел бы я знать… — пробормотал он. — Как ты думаешь?
Я пожал плечами. Что тут ответишь? Война… Не дурацкая перестрелка в «Меркурии» или на атакованной заимке. Большая война. С крейсерами и звеньями истребителей в небе.
Но что плохого мы сделали чужим? Или это по-прежнему из-за красной кнопки и явившегося корабля?
Тогда эти люди на твоей совести, дядя Рома. Вот этот пацан, в одночасье ставший сиротой, — на твоей совести. Что ты будешь делать дальше?
Усилием воли я отогнал черные мысли. Не время. Может, мне и суждено когда-нибудь раскаяться. Но не сейчас, это точно.
Что же дальше? Корабля у меня больше нет. Старатели по всему континенту скорее всего озверели, и помощи ждать неоткуда. Только от Юльки или других летунов. Но как им дать знать о себе? Юлька убеждена, что я уже вытащил Чистякова Костю и в данный момент пытаюсь разузнать, что с Риггельдом.
— Костя, — спросил я. — У тебя связь-станция космодромную волну берет?
— Берет, — ответил Костя, и я сразу оживился. Хоть в этом повезло. Если берет космодромную волну, значит, и наш график возьмет. Наш график — волну, которую слушают старатели-летуны.
— В куполе? — справился я, нацеливаясь на вход.
— Ну а где же еще?
Рядом со шлюзом валялся обломок, который прикрыл нас с Костей. В стороне темнели в рыжей пыли еще два. Дасфальт был усеян мелкой керамической крошкой, осыпавшейся с внешней обшивки «Саргасса». Я зло скрипнул зубами. Все, дядя Рома. Ты теперь не летун. Проворонил, тля, батин корабль… Семейную реликвию, которой просто не было цены. Во что она теперь обратилась? В груду обломков да в керамическую крошку на дасфальте?
Разиня.
Я потряс головой. Не время казниться. Да и не помочь теперь никакими стенаниями и укорами.
Костя рядом со мной быстро набрал входной код на сенсор-панели рядом со шлюзом. У самой панели сверхпрочный спектролит был вмят, словно тонкая жесть. Но все же купол выдержал, не раскололся.
Под куполом было прохладно и почти не воняло горелым. Только от нас самих. Старатель, подхвативший на руки пацана, вошел тоже и притих у самого шлюза. Растерянное выражение все не покидало его лицо. Кажется, парень не блистал особым умом. А если когда-то и имелись к этому какие-нибудь предпосылки, они погибли скорее всего в раннем детстве при посредстве папашиного диктата.