Отец явно предпочитал, чтобы все между нами оставалось само собой разумеющимся. Зачем подтверждать поступок, предназначенный для сохранения в тайне?
Ради него, во-первых, и прежде всего — для себя. Мне нравится, когда слова выражают действие.
Морис все же пошел дальше, потому что при помощи слов, путем признания своей вины он трансформировал силу в любовь, мою ложь в правду. И прежде всего благодаря ему я заставила отца не только смотреть на меня, но и слушать, когда мы получаем удовольствие, которое лишает нас силы и уничтожает наши предубеждения.
— Теперь ты чувствуешь себя по-другому, когда у тебя есть я? Теперь, когда из своей дочери ты неожиданно сделал жену? Тебе хуже, ты чувствуешь себя более безнравственным человеком или преступником? Похоже на это. Продолжай! Тебе только нужно справиться в паре десятков книг, в любом количестве законов, чтобы прийти к такому ценному заключению…
Ты поверишь этому. У меня такое чувство, что, если я только тебе позволю, ты будешь думать таким образом. Я никогда не найду тебя вновь укрывшимся в комнате прислуги, но ты будешь висеть на волоске, осмелюсь сказать…
Не знаю, почему я так резка. Да, знаю, что я боюсь, боюсь потерять тех, кто показал мне, что такое любовь, Мориса и Директрису, и боюсь быть кем-либо покинутой.
И сейчас, если бы мне пришлось потерять отца, было бы еще хуже, как при смертельном рецидиве болезни, в исцеление которой веришь.
— Почему ты играешь в эти игры, Нея? — спрашивает отец. — Нет, действительно, я не считаю, что изменился. Но фактом остается то, что я нарушил основной закон. Я не могу и не буду отрицать этого, особенно перед тобой…
— Ладно, ты не прав, ты не единственный, кто нарушил закон. Я нарушила, я одна… С моей точки зрения, я никогда не совершала более добровольного и вместе с тем преднамеренного поступка. Даже еще до того, как войти в этот дом и встретиться с тобой лицом к лицу, я обещала себе, что если ты не откажешься от меня, то возьму тебя в постель. Это было навязчивой идеей. Для этого была причина, и этой причиной был и остается Морис. Морис, которого я отправила в тюрьму по фальшивому обвинению.
Отец садится и хватает меня за плечи.
— Значит, твоя мать была права. Внутри у тебя темнота, что-то жуткое…
— Нет, папа, я так не считаю: тем скрытым царством жестокости, в котором я барахталась, был ад, созданный вами обоими. Вы оба были подстрекателями моих преступлений. Морис, подобно тебе, думал, что он, взрослый мужчина, нарушил закон, переспав с юной девушкой. Может быть, так оно и есть. Но этот закон не существовал для меня. Напротив, он существовал, когда Морис покинул меня в беде, как брошенного ребенка, сироту, хотя и сделал меня своей женой, изнасиловав. Я хотела наказать его за такое дезертирство. Очевидно, я была не права. Так называемый нормальный ребенок, конечно, не будет вести себя подобным образом. И несомненно то, что такой дерзкий поступок был тяжелым ударом, который, однако, помог Морису возвыситься.