Может быть, он слишком много выпил. Не хочу сказать, что он был пьян, но обычно он более сдержан, а в этот раз говорил больше и громче обычного. Мама, однако, в какой-то момент в присущей только ей одной манере вновь обратилась к нему как к «коммивояжеру», а он отплатил ей той же монетой, назвав своей «тещей». Я не помню дословно его комментарий, но это было очень смешно, и мама отвернулась от него в ярости, не найдя, однако, повода обвинить его в плохих манерах — так мило он сформулировал ответ.
Сюзанна и Морис уехали в шесть или семь часов пополудни. Я даже не сразу заметила их отсутствие. Меня это не касалось. Я танцевала со своим жирным кавалером, который дышал мне в шею и сжимал мою левую грудь. Я дважды поиграла с собой, прежде чем уснуть, думая о Сюзанне и Морисе. Я чувствовала себя Динарзаде, младшей сестрой Шехерезады из «Тысячи и одной ночи». Каждый раз, читая эту книгу в переводе Мардруса, я представляла себе, как на исходе каждой ночи «царь Шахрияр делал с Шехерезадой то, что он делал обычно». Наверное, эта Динарзаде (то есть я) постоянно падала в обморок от удовольствия, когда после такого большого количества волнующих кровь историй Повелитель Правоверных занимался любовью с ее сестрой.
С другой стороны, для меня было жестоким испытанием привыкание к мысли о том, что Сюзанна — жена. Я просто не представляла, насколько это обстоятельство может изменить наши отношения. Она и Морис поселились в квартире неподалеку от нашей — на рю Леонс-Папийяр, буквально в двух шагах от Порт-Майо.
— Вы будете жить почти что дома, — сказала мама. — Но со всеми преимуществами независимости.
В общем-то, я никогда четко не представляла, что это значит, пока не увидела Сюзанну, занимающуюся различными домашними делами, хлопочущую на кухне. Но во всем остальном она не слишком изменилась: по-прежнему так же долго валяется в постели по утрам, и именно мама должна идти на рынок Сен-Пьер, чтобы приобрести немного дешевых продуктов, а заодно заняться своим любимым делом — всласть поболтать с торговцами.
Однако, нравится мне это или нет, мне нет места в их жизни. Сюзанна однажды приглашала меня на ланч. Мы чувствовали себя как-то скованно в компании друг друга, неловко пытаясь завязать беседу. Казалось, этому ланчу не будет конца. Я удалилась, сославшись на срочную работу над домашним заданием. На самом деле я пошла в кино в полном одиночестве. Должна признаться: я плакала. Нечего особенно шуметь из-за этого, но этот завтрак отчетливо показал: Сюзанна стала мне чужой. И какой-то чванливой. Оглядываясь назад, могу сказать, что в каком-то смысле я тогда успокоилась — Морис ведь тоже не мог развлекаться, как прежде. Бедная Сюзанна! Она мила, но поверхностна, чего-то в ней недостает. И поскольку Морис больше не чувствует к ней физического влечения, можно только удивляться, как он может оставаться с ней.