— Взгляните, — говорю я ему, протягивая сложенную записку, только что обнаруженную возле телефона, — это мама. Она пишет, что накрыла чай в моей комнате и скоро вернется. Если бы вы согласились подняться и выпить чашку чаю со мной, то мы могли бы обождать ее вместе.
Он отказывается, но я даю ему понять, что мама, конечно же, будет разочарована, не застав его. Наконец он соглашается. Мы поднимаемся наверх, и я предлагаю ему небольшое мягкое кресло возле своего туалетного столика, где мама оставила поднос с чаем.
— Видите ли, я была права…
Я показываю ему три чашки возле чайника.
— Третья чашка, очевидно, для вас. Мама рассердится, если вы не останетесь.
Я помогла ему снять пальто, наполнила чашку и передала кекс. Бедный мэтр Жарро действительно выглядит довольным. Он разглядывает меня почти с таким же глупым выражением, какое было у Жан-Марка.
— Вы очень смелая, моя дорогая Нея, — мягко произносит он. — Теперь вы должны забыть обо всем. Вам предстоит еще один трудный период — слушание дела, но вы увидите, это будет недолго. А потом действительно все закончится.
— Не беспокойтесь, мэтр, все будет хорошо… Я только на минутку отлучусь в ванную и вернусь. Чувствуйте себя как дома. Не сомневаюсь, мама долго не задержится.
Я уверена, этот мэтр Жарро со своими слащавыми отцовскими манерами точно такой же, как и все остальные. Я проясню этот маленький вопрос прямо сейчас. Открываю дверь в ванную и оборачиваюсь. Как и предполагала, сидя там, где я его оставила, мэтр Жарро может видеть в зеркале шкафа все происходящее между ванной и раковиной. То есть то самое место, где стоит низкий плетеный стульчик, на который я сажусь, чтобы снять чулки. Сидя там, я больше не могу его видеть, но знаю, что нижняя часть моего тела отражается перед ним в зеркале. Поэтому я снимаю короткие штанишки и поднимаю рубашку. Слегка раздвигаю ягодицы и вытягиваю ноги. Я часто ласкаю себя в таком положении, но, конечно, в других случаях я запираю дверь.
Прежде всего я думаю о следователе и о том, что сказала ему. Уверена, что, когда я говорила о тепле и об ощущении приятного жжения, это, наверное, произвело на него какой-то эффект. Вероятнее всего, схожий с тем, что мэтр Жарро переживает сейчас, сидя там, конечно, ничего не говоря и не двигаясь. В конце концов, если то, что он видит, выводит его из равновесия или поражает, ему нужно только лишь покинуть кресло. Он должен просто встать и закрыть дверь ванной комнаты. Но нет, он осторожен, он замер на месте и, я уверена, видит, наблюдает. Это и раздражает меня, и доставляет удовольствие. Раздражает, потому что напоминает о Морисе и, не знаю почему, о Жан-Марке, а также о всех тех мужчинах, которые видят грязную подоплеку во всем. Но мое возмущение по этому поводу доставляет также и радость. А поскольку это каждому нравится, почему бы и мне тоже не радоваться? Смотрит он на меня? Так, я рада, что смотрит. Наполнены радостью его глаза, не отрываясь глядящие в зеркало… Не забывая об этом, я кладу свою руку на влагалище; я уже настолько влажная, что это не займет много времени. Я даже не могу сдержать слабого стона, когда наступает кульминация. Наверное, он слышал? Хотя в тот момент, когда все закончено, для меня достаточно, я больше не испытываю никакого интереса. Пожалуй, только одно любопытно: как мой честный адвокат вывернется из этой ситуации? Я скоренько натягиваю штанишки, быстро провожу по волосам расческой, слегка душусь и как ни в чем не бывало возвращаюсь в комнату.