Для меня моя рука не является больше рабочим инструментом, она в основном средство моего удовольствия. Иногда малейший факт созерцания моей пальмовой ветви, а затем размещения ее на моей поросли приводит меня на грань кульминации, или опять же, если я щекочу левое запястье пальцем правой руки, в этом все дело, я почти там. Мне удается парализовать все чувства внутри себя, которые могли бы отвлечь меня от моего удовольствия, подобно муравьедам, брызгающим струей анестезирующей жидкости на свою жертву перед тем, как проглотить ее. Но анестезия действует только на то, что чуждо моему удовольствию.
Мое влагалище не столь важно, как, впрочем, и грудь… И, напротив, особенно интересны определенные углубления, прикосновения к которым заставляют меня почти задыхаться от предвкушаемого удовольствия: подмышечные впадины, пах, пара ямочек чуть повыше ягодиц — ощущаю их руками, стоя очень прямо перед зеркалом. Шея, уши… Я обожаю свои уши, я глажу и щекочу их, буквально облизываю пальцами! Я также не забываю о губах, языке и, конечно, о зубах. Проблема, правда, заключается в том, как эффективнее использовать каждую часть своего тела и точный срок введения ее в игру.
Со времени окончания суда я не могу больше обходиться без Мориса в своих мастурбационных фантазиях. Тем не менее одного лишь Мориса мне явно недостаточно. Наивысшее наслаждение я получаю, когда образ Мориса связан с каким-то другим предметом или действием. Это может быть отражение в зеркале, разговаривающий человек, кошка… Или просто ножки гостиничной горничной под короткой черной юбчонкой; или дверь в блок квартир на рю Поль Валери — мои одноклассницы по секрету сообщили мне, что это просто публичный дом.
В точном соответствии сценарию появляется Морис: его собственная роль несколько грубовата и не так уж сложна. Иногда он полностью одет, иногда абсолютно обнажен. Если одет, то расстегивает ширинку, и его твердый фаллос оказывается совсем рядом со мной. Он почти что силой вынуждает меня, полностью одетую, опуститься на колени. Я никогда не ношу трусики — он запретил. Морис задирает мне юбку или заставляет спустить брюки. Затем я пригибаюсь к земле, спиной к нему, а он овладевает мною сзади, стоя на коленях.
Если он обнажен, то стоит ко мне лицом. Иногда он сам раздевается, а порой говорит мне, какие предметы одежды с себя снять: то пуловер, то блузу; но никогда — бюстгальтер, ведь он, как и трусики, запрещен. А бывает, он предпочитает, чтобы я оставалась полностью одетой до пояса, только снимала юбку. Он подходит ко мне, обнимает и нежно укладывает на кровать. Приказывает раздвинуть ноги и входит в меня, словно дыхание морозного воздуха. Или же может вонзиться грубо, раздвигая руками мои бедра, широко разводя ноги по обе стороны от себя. Он атакует всем своим весом: его член никогда не проникает в меня так глубоко, как в этих случаях. Кажется, будто он протыкает мой живот и выходит через горло.