Но ничего необычного.
– Все просто обожали эту милашку Шанел, – вздыхала продавщица бакалейного магазина – пожилая латиноамериканка неопределенного возраста, которая, как мне показалось, целую вечность торговала возле школы. – Она всегда покупала у меня конфеты. У нее была такая очаровательная улыбка…
И хотя я ни разу не видел, как улыбается маленькая Шанел, мне легко представлялось это. В то же время из головы не выходила изуродованная правая часть лица девочки, отпечатавшаяся у меня в мозгу. Теперь эта картина постоянно была со мной, словно те фотографии близких, которые многие хранят в бумажниках.
Дядюшка Джимми Ки, американец корейского происхождения, владевший несколькими торговыми точками в нашем районе, с удовольствием поделился своими соображениями со мной и Сэмпсоном. Джимми наш старый добрый приятель. Иногда мы вместе ходим посмотреть игру «Рэдскинс» или «Буллетс». В разговоре он упомянул имя, которое стояло на первом месте в нашем небольшом списке подозреваемых.
– А как насчет того неудачливого актера Оторвы-Чаки? – Дядюшка Джимми сам первым вспомнил его, когда мы беседовали за столиком в Хо-Ву-Йанге, его ресторанчике на 8-й улице. На стене, прямо за спиной Джимми, висел небольшой плакатик с надписью:
«Иммиграция – самая искренняя форма лести».
– Ведь никто до сих пор так и не может поймать эту скотину, – напомнил Джимми. – Это, пожалуй, самый поганый человек во всем Вашингтоне. Не считая, разумеется, президента, – добавил он и злобно рассмеялся.
– Никаких трупов, никаких доказательств, – возразил Сэмпсон. – Мы до сих пор не знаем, существует ли этот Чаки на самом деле.
И это было сущей правдой. Вот уже несколько лет в районе ходили слухи о каком-то чудовищном убийце детей, орудовавшем в Нортфилд-Вилледж. Однако никто не мог сообщить по существу дела ничего определенного. Поэтому ничего доказано не было.
– Чаки не выдуман, – настаивал дядюшка Джимми, и его и без того узкие глаза превратились в тоненькие щелочки. – Он настолько же реален, как и сам дьявол. Иногда он даже снится мне по ночам, Алекс. И детям, которые живут поблизости.
– Ну, а что-нибудь более осязаемое, чем сны, известно об этом типе? Где его видели? Кто его видел? Как он выглядит? – возразил я. – Если можешь нам помочь, Джимми, то давай.
– О, с превеликой радостью, – всплеснул руками кореец. Он кивнул и набычился, так, что его пухлые губы, тройной подбородок и шея превратились в единую гармошку жирных складок. Джимми всегда одевался в шоколадно-коричневый костюм и носил желто-коричневую фетровую шляпу, съезжавшую ему на нос, когда он принимался жестикулировать. – А ты по-прежнему медитируешь, Алекс? Вступаешь в контакт с энергией «ци»?