Равнодушно бросив автомат назад в ящик — навидался этого добра, — Мазур повернулся к саперу:
— Задачу знаете?
— Так точно, — ответил тот не особенно и громким голосом старослужащего профессионала. — Нанести максимальный ущерб, но не допустить обрушения потолка или стен.
— Приступайте, — сказал Мазур.
Как и полагалось старшему, обязанному досмотреть любое кино до конца, он оставался в подвале, пока сапер размещал заряды и соединял их проводами. Порой двое морпехов по его просьбе вытаскивали несколько ящиков, проделывая в штабеле проемы и ходы по какой-то хитрой, одному саперу ведомой системе. Мазур ни разу не вмешался — он уважал профессионализм. Сам кое-что умел, но вот вывязать этакое кружево из зарядов, признаться про себя, не смог бы. Наконец рюкзак опустел, получилась сложная конструкция из черных полуцилиндров и полушарий, как это частенько с оружием случается, исполненная какой-то хищной красоты. В завершение сапер протянул к маленькому окошечку черный провод с блестевшей на конце проволочкой, вывесил его наружу, повернулся к Мазуру и тем же солидным тоном профессионала доложил:
— Готово, товарищ Первый.
— Уходим, — сказал Мазур. — Согласно диспозиции.
Диспозиция была нехитрой: большая часть морпехов, разбившись на двойки, тащила хорошо упакованных таможенников, остальные исполняли роль арьергардного боевого охранения. Когда они углубились в лес метров на сто, сапер сказал:
— Товарищ Первый…
— Стой! — скомандовал Мазур. — Груз можно и на землю, не в Арктике…
Впрочем, определенный гуманизм он все же проявил: заранее распорядился взять с собой и оставить в этом именно месте восемь кусков толстого брезента, на который незадачливых бандерлогов, вздумавших, на свою дурь, поиграть в таможенников, и положили. Снега не было, но январь — он и в Прибалтике январь, земля холодная. Схватит который-нибудь обормот воспаление легких — и будут вопли о новых зверствах оккупантов, одного простудившегося превратят в дюжину зарезанных и выпотрошенных: всем ведь известно, советские оккупанты только тем и занимаются, что потрошат и режут мирных страдальцев за независимость…
— Давай, — сказал он саперу.
Тот вынул небольшую черную коробочку, выдвинул антенну и нажал кнопку. В доме, где они погостили, громыхнуло на совесть, подвальные окна на миг озарились багровым сиянием. Бабахнуло еще два взрыва, потише — ага, там все же были гранаты, и они детонировали. Мазур ждал еще несколько минут. Дом стоят целехоньким, и не было никаких признаков, свидетельствовавших бы, что там начался пожар. Все в ажуре. Много чего убедительного, пусть и в абсолютно нетоварном виде, можно будет предъявить журналистам — причем, что характерно, все, что будет предъявлено, в инвентарь любой на свете таможни безусловно не входит. Может, конечно, и в таможне оказаться и оружейная комната — но уж никак не пара сотен трещоток, да еще наверняка гранаты… Точно, пожара нет, иначе в огне стали бы рваться патроны, а они там, есть такое подозрение, должны быть…