– А я – Лесли Джон.
Стивенсон встал и вышел с ней на площадку для танцев. Они начали танцевать. Поначалу он двигался неуверенно, а потом закрыл глаза, чтобы почувствовать музыку. Он откинул голову назад и влился в жесткий ритм музыки. Он притянул Долорес ближе и стал крутить туда-сюда, представляя себе, что она – раскачивающаяся кобра с раздутым капюшоном, как та, которую он когда-то видел в Зоологическом саду парка Риджентс. Его видения стали ярче: она была то смертоносной рептилией с равнин Кашмира, то гурией, чувственной темнокожей девственницей из мусульманского рая. Что это отведено назад: ядовитые зубы или ее ноги? Его танец стал бешеным: он тоже вообразил себя коброй. У них брачные танцы. Скоро они сплетутся, обменяются ядовитыми укусами страсти и впрыснут друг другу яд.
Лесли Джон открыл глаза. Всмотревшись, он увидел, что Долорес явно приятно удивлена тем, как быстро он освоил этот танец. Он ухмыльнулся. Скоро они это отпразднуют.
* * *
Будильник зазвенел.
Они оба моментально очнулись, уставившись друг на друга. Эйч Джи развернул руку, посмотрел на свои часы – и убедился, что они показывают час ночи. Он облегченно вздохнул, повернулся и отключил ее будильник (сигналом была мелодия, казавшаяся нелепо неуместной в такой час). Оба встали с постели. Эми ушла на кухню, чтобы приготовить ему чай, а себе – кофе. Он зашел в ванную и плеснул в лицо воды, которая в середине ночи оказалась неожиданно холодной.
– Черт! – вырвалось у него.
Тут он решил принять горячий душ: у них с Эми был запас времени.
Стоя под теплой водой, он вдруг почувствовал сомнения и тревогу. Его способ остановить мерзкого Стивенсона казался божественно простым, но не позволил ли он своему оптимизму отключить Аристотелеву логику? Конечно, он первый в истории человечества покоритель времени, но это не означает, что он способен победить судьбу или причину и следствие. Конкретнее, он не может объяснить содержание субботнего утреннего выпуска газеты иначе чем… как это Эми выражалась?.. «прогнувшись под» предначертание, а этого он делать не собирается. «Свобода воли» – это та песня, которую он мурлычет еще со школы, как и все выдающиеся британские мыслители.
Он намылился – и снова нахмурил брови, мысленно проклиная апостола Павла, Фому Аквинского и всю компанию блестящих пессимистов-богословов Католической церкви. Это тоже не помогло: образ газеты упорно возвращался в его мысли. Как это объяснить? Долорес Кларк погибла – и Эми тоже зверски убита. Таковы были / будут факты! Как с этим бороться? А что, если знание будущего и гроша ломаного не стоит?