Плохо началась, а хорошо продолжалась для Семёнова та зимовка. Обжился, стал своим, набил руку и набрался опыта, в летнюю тундру влюбился, в охоту и богатую северную рыбалку, а самое главное — понял он, что нашёл своё место в жизни и другого ему не надо. Мальчишеские мечты о подвигах в белом безмолвии уступили место трезвому расчёту и прочной привязанности к своей профессии. В отпуске он слышал во сне морзянку и пургу, видел песцов и медведей, и его снова тянуло туда, где они есть.
Потом были ещё зимовки на береговых станциях, три дрейфа на Льдинах, два года в разных экспедициях — на станции Восток. Много всякого случалось за эти годы, о чём ещё будет время вспомнить. Менялись станции, люди, впечатления и взгляды на жизнь, и лишь одно оставалось в этой жизни неизменным — дружба с Андреем Гараниным. С той памятной ночи не расставались они уже семнадцать лет. То есть расставались, конечно, — бывало, жёны не сходились в планах на отпуск и отдыхать приходилось врозь, но зимовали Семёнов и Гаранин всегда вместе. Давным-давно побратались, не раз выручали, спасали друг друга, и выработалось у них с годами то редкостное взаимопонимание, без которого они уже не мыслили дальнейшей своей жизни.
— Мирный… Молодёжная… Новолазаревская… — Гаранин мельком поглядывал на списки. — Бывшие восточники есть?.. Так, в Мирный главным врачом экспедиции идёт Саша Бармин…
— Не верь глазам своим, Андрей, на Восток пойдёт Саша! Только он ещё этого не подозревает.
— Ты говорил с ним?
— По телефону, и то ограничился лирическими воспоминаниями. Ждал твоей санкции.
— Так нам Шумилин и отдаст Бармина, — усомнился Гаранин.
— А Свешников? Лично из августейших рук получил картбланш: на Восток с любой станции!
— Тогда другое дело. — Гаранин повеселел. — Тогда мы их сейчас пощипаем.
Семёнов, улыбаясь, смотрел на Гаранина, на душе было легко и спокойно. А ведь часа не прошло, как он обрушил на Андрея новость, от которой любой другой закрутился бы в спираль. До чего хорошо, что на свете есть Андрей.
— Всего нас будет шестнадцать, — сказал Семёнов. — Но сначала определим первую пятёрку. Пока не запустим дизеля, остальным делать на станции нечего.
— Ты, да я, да Бармин — трое, — подсказал Гаранин. — И ещё два механика — привести в порядок дизеля. А за радиста сработаешь сам — тряхнёшь стариной.
— Старшим механиком предлагаю Дугина.
— Так у него же был перелом, — напомнил Гаранин.
— Виделись вчера, козлом скачет. — Чувствуя, что Дугина придётся отстаивать, Семёнов заговорил с излишней бойкостью. — Про тебя спрашивал, велел кланяться.