Десяток лимонов, несколько коробочек с витаминами, которые продаются в любой аптеке, — и легендарный герой остался бы в живых! «Был бы я с ними…» — мальчишеская мысль, а дала первотолчок, побудила задуматься, размечтаться о роли врача среди людей, оказавшихся в исключительных обстоятельствах. В мечтах своих дрейфовал на льдинах, зимовал на далёких полярных станциях, а распределили врачом «Скорой помощи» в заштатный городок. Здесь люди тоже страдали, звали выручать и смотрели на него как на спасителя, он выручал, спасал и продолжал мечтать о работе, которая поглотит его целиком. Так прошёл год в неустанных хлопотах и скуке, среди спокойных и тихих людей, привыкших в десять часов гасить свет и ложиться спать. Один ночной визит всё перевернул. Приехал на окраину городка, разыскал на берегу озера небольшой домик, вошёл, и сердце его дрогнуло: в углу комнаты, подпирая головой потолок, стоял на задних лапах чудовищных размеров белый медведь. Бармин осмотрел больного, человека лет тридцати, предложил тревожно суетившимся старикам одеть сына, увёз его в больницу и незамедлительно удалил воспалённый аппендикс. Несколько дней, пока пациент лежал в больнице, Бармин проводил у его постели всё свободное время, расспрашивал о жизни полярников, слушал рассказы о разных приключениях, то и дело выпадавших на их долю. Семёнову (а это был он) Бармин понравился, осторожно, чтобы не обидеть молодого хирурга, навёл справки и, расставаясь, обещал позаботиться о его судьбе. В лютом нетерпении прожил Бармин три недели, пока не получил из Ленинграда телеграмму с предложением приехать в Институт. А ещё через два месяца, не веря своей удаче, ушёл в составе антарктической экспедиции на станцию Восток.
На этой самой тяжёлой для жизни людей станции (Южный полюс, где зимуют американцы, расположен гораздо ниже Востока: и морозы там послабее, и кислорода в воздухе побольше) Бармин узнал о том, что ещё не встречалось в учебниках. Он видел, как молодые, полные сил люди задыхались, корчились и исходили кровью в муках акклиматизации, как неделями не заживала пустяковая царапина, как человек, у которого кровяное давление упало до 60 на 30, спокойно работал и не жаловался на самочувствие, он видел, как в полярную ночь, когда магнитные бури на две недели разорвали эфирную нить, связывающую Восток с внешним миром, распадалась личность внешне совершенно здорового человека.
Одного он лечил отдыхом, второго лекарствами, третьего психотерапией. Механик Назаркин перестал умываться, зарос грязью, не менял бельё — доктор всё выстирал и выгладил, перевязал розовой ленточкой и положил на аккуратно им же застеленные нары. Не помогло — скрытно сфотографировал в разных ракурсах опустившегося парня, раздобыл фото, где тот, симпатичный и элегантный, весело улыбается жизни, и соорудил витрину: «Сегодня и вчера Пети Назаркина — свадебный подарок его невесте от коллектива Востока». С того дня не было на станции человека более преданного идеалам чистоты и гигиены, чем механик Назаркин.