Юноша, поддёрнув рукав, нервно посмотрел на часы.
Потом бросил взгляд на дисплей смартфона. Ни единого звонка. Ни эсэмэс. Он ведь специально поставил максимальную громкость, чтобы не пропустить. Настроение внезапно, как стало часто случаться в последние дни, стало портиться. Появилось щемящее чувство тоски. Зачем он здесь? Какое его ждёт будущее? Хорошо, возмужает, а дальше? Бесконечные убийства, верная служба «королеве», тщетная борьба с тупым населением Земли? А надо ли ему это? Парень на секунду прикрыл глаза. Ужаснейше болит голова. У французов есть поговорка: лучший способ борьбы с мигренью – гильотина. Он представил, как прохладное лезвие нежно касается шеи, и вздрогнул от удовольствия. Надо же. Смерть не столь неприятна, как о ней думают. Молодой человек метким броском отправил окурок в стоящую неподалёку урну. Любопытно, сколько времени ещё придётся тут топтаться? Пять минут или пару недель? А, да без разницы, ей-богу. Главное, он останется здесь.
Пока не позовёт её величество.
Парень чуть прижал локоть, вновь почувствовав под тканью холод металла.
Поэма. Часть вторая
– А что это? Не может быть! Мон дьё! Сгинь, пропади, нечистая сила!
– (С ледяным спокойствием.) Сударь, да вот уж хуй.
– Почему такое случилось? Откуда? Зачем? А-а-а!
– Я сам понятия не имею. Однако моя нынешняя ипостась даёт мне возможность перемещаться во сне для бесед с людьми из моего времени. И я не знаю почему. Но я рад нашей встрече. Вы такой старенький, Жорж. Сколько вам?
– (Внезапно успокоившись.) Восемьдесят три, месьё.
– А я вашими стараниями умер в тридцать семь, поэтому молод и свеж. Знаете, мне очень грустно, что сейчас придётся бить вас прямо в лицо изо всей силы.
– (С некоторой надеждой.) Мне ещё грустнее. Тогда, может быть, и не надо?
– Со стороны выглядит ужасно. Я здоровый лоб, хотя и мёртвый, а вы – дедушка.
– Совершенно верно. Разве у вас поднимется рука, монсеньёр? Я очень стар.
– Вы правы. Стыдно бить дрожащего беспомощного старичка.
– (Угодливо поддакивает.) Да-да. Чрезвычайно стыдно.
– Но, сударь… дряхлый пидорас – он же всё равно пидорас. Месьё Дантес, ладно ещё, что вы пытались соблазнить мою жену, а потом застрелили меня на дуэли. Самое обидное, благодаря мне вы обессмертили своё имя. Я убедился самолично в будущем: любой школьник знает убийцу Пушкина. Ну, может, и не любой, но очень многие. А вы потом ещё хвалились, как довольны результатами поединка, дескать, иначе прозябали бы в России в провинциальном гарнизоне, а карьера-то как сложилась.
(Существенная пауза.)
– Месьё Александр, пардон, я не знаю, что вам сказать.