. А тут юноша – ну прямо ангел небесный. Разве такие бывают цезарями? Смешно – я узнал его сразу, а он меня нет. А ведь виделись совсем недавно… Я вот думаю, не мне ли довелось свести беднягу с ума?
…Но вдруг он говорит правду? Ввиду божественной природы мне ничего не стоит заглянуть в тёмные закоулки сознания безумного отрока, но я избавляюсь от мимолётного соблазна. Ну, цезарь. Допустим, молодой. Подумаешь. После моего распятия и кончины Тиберия в римских дворцах перебывали самые разнообразные принцепсы[11], включая и сумасбродного подростка Элагабала, вошедшего в историю как один из самых жестоких тиранов, и безвольного Ромула Августула, ставшего последним цезарем Вечного Города. Мы пренебрежительно относимся к юношам, полагая, что им не создать ничего великого, и легкомысленно забываем – выражение «старый мудак» придумано неспроста. Хм, если он и правда царь, то вскоре обретёт в наших стенах почти такую же популярность, как и я. Нет, я не боюсь конкуренции. Бог может исцелять, наказывать, создавать из воздуха крокодилов, бублики и тому подобное. А вот царь земной без подчинённых ничто. Стать монархом, по моему скромному мнению, опасно – ты быстро разучишься что-либо делать, ибо твоя жизнь состоит из приказов. Когда приказывать некому, цари обращаются в ничтожество. Был такой шах Хорезма Мухаммед Второй, строивший покои во дворцах из чистого золота, – страдалец закончил свой путь в посёлке для прокажённых, и его дети не смогли найти кусок ткани, чтобы обернуть тело покойного для похорон[12]. Ладно, самолюбование мне по должности не положено… пусть иногда и хочется. Извините, а сколько уже времени? Пора. Я создаю иллюзию своего пребывания в палате, встаю и беззвучно проникаю в его палату… Как и всех буйных, кесаря держат привязанным ремнями к койке… Он порядочно вкусил успокаивающих средств и должен спать мёртвым сном. Не тут-то было. Узник бодрствует, его глаза открыты, в темноте белой кляксой выделяется лицо. Я сажусь рядом и осторожно освобождаю рот от кляпа. У парня начинается сильнейший приступ кашля.
– Ты, – хрипя, произносит он.
– Да, – ничтоже сумняшеся соглашаюсь я.
– Как давно ты уже здесь?
– Это тема для очень долгого разговора, – спокойно произношу я. – Впрочем, торопиться нам некуда, мы же с тобой всё равно взаперти в сумасшедшем доме. Давай для начала познакомимся, а потом я сотворю бутылку красного. Ведь ты любишь вино?
Он обречённо кивает. Связь налажена.
– Каково твоё имя, отрок?
– Иосиф.
Я на секунду замираю. Надо же, так звали человека, который формально считался моим отцом. Но нет, это ожидаемая реакция. В конце концов, мы не в индийском кино.