– (В смятении.) Я прошу денег?
– Нэт, ты указываешь путь к свэтлому будущему. Оно где-то там, точное направление никто не знает. Можно сравнить с посылом на хуй, но откровэнно такое сказать никто не решается. В Восточной Европе и на Украине твои монументы почти полностью снесли, но в России они ещё остались. Про тэбя рассказывают много анекдотов, а дэтям в своё время прэзентовали как «доброго дэдушку Ленина».
– Какой же я дедушка… я умер в пятьдесят три года.
– Нэважно, ты считаешься мудрым старцем и образцом скромности. У тэбя не было дэнег, не было жэнщын, только один пиджак был. В крайнем случае два. Ты хотел справедливости для бэдных и всеобщего равенства. Остальное уже забыли. Тут, знаешь ли, проживают люди с довольно-таки короткой памятью.
(Совершенно упадническим тоном.)
– Вот блядь. Совсем настроение испортилось. Ужасно. Дай пыхнуть.
– На. Нэ жалко.
(Следует короткий, но действенный перерыв.)
– И насколько смешные про меня анекдоты?
– Пыхни ещё раз. Глубоко? Задэржи дыхание. Атлычно. Значит, смотри. Идёт по лесу мальчык, а на пеньке сыдыт Владимир Ильич Ленин, точит бритву. Проведёт по точилу и гляди-и-ит на мальчыка, улыбается. Проведёт – и гляди-и-ит, улыбается. Патом закончил и дэликатненько так положил бритву в чехол. Добрый Ленин потому что и дэтей любит. А ведь мог бы и полоснуть…
– (Неистовый кашель.) Да… ёб вашу… мать… ты… это… хер… знает… что… такое…
– Это новая реальность, Ильич. Они даже сэдьмое ноября больше не отмэчают.
– Почему?!
– Да им лучше отметить побэду над поляками четырёхсотлетней давности.
– (Неожиданно твёрдым голосом.) Коба. Чтобы осознать новую суть, травы не хватит.
– Могу ещё пэрца чили туда сыпануть. Прачищяет голову только так.
– Давай.
(Молчание вперемешку с чиханием.)
– …но при чём тут поляки? Это Феликс Эдмундович продавил?
– Нэт. Они посчитали, что рэволюцыя не удалась, поэтому и отмэчать нечего. И ещё… Я даже не знаю, как тебе сказать, Владимир Ильич, тут перца и травы мало. Вот стульчик посреди небытия, ты лучше присядь на него. Дэржись обеими руками.
– Так?
– Да. Готов? Слющай. Они причислили царя к лику святых[23].
– (В ступоре.) Николашку?! Коба, он же рабочих девятого января расстрелял!
– (С некоторой досадой.) Да вот прям абыдно. И я, и ты значительно больше народу расстрэляли. Но мы почему-то не святые, никто причислить даже не прэдлагает.
– (В гневе.) И водку царь Коля пил вёдрами… и с балериной Кшесинской спал.
– О, про балэрыну тэперь вообще нельзя. Ты чего, Николаша – святой. Он её не трахал, а благословлял… примэрно как ты Инессу Арманд