Вот тут почти следом за Любкой появились директор с Недомерком и погнали всех в класс писать какую-то бодягу про демонстрации по приказу Недомерка и его фашистов.
* * *
Любка по обыкновению добросовестно отнеслась к заданию учителя. Она навспоминала, чего только смогла, – из книжек, из учительских слов, из подслушанного из-за двери учительской, из подкарауленных Йефовых откровений (ведь Леонид Валентинович поручил вспомнить именно Йефовы слова) – с бору, что называется, по ниточке…
И очень даже выразительно получилось:
«Что нам рассказывал Лев Ильич про демонстрации, про защитников Праги и про Новый Черкасск. По словам Льва Ильича, мы узнали, что по Красной площади два раза в год проходят демонстрации людей. Это бывает 1 мая и 7 ноября, но лучше 1 мая, потому что тепло и солнце. Все радуются, как дети, потому что дети всегда радуются, как только вспоминают, что родились в нашей прекрасной стране, а не где-нибудь еще. Но радуются на демонстрациях не только в Москве. Была одна демонстрация в Новом Черкасске. Это было давно. Рабочие развернули красные знамена и, радостные, пошли к дворцу. Там стояли казаки и никого не пускали. Рабочие стали петь, а казаки их постреляли. Спасся только один поп Гапон. Он и привел рабочих под пули. А еще давней была другая демонстрация. Смелые люди вышли на площадь, чтобы предупредить, что немецко-фашистские захватчики напали на чехословацкий город Прагу, а никто и не знает. Вот они и вышли на Красную площадь, которую видно из кремлевских окон. Там, в Кремле, бессонно работал товарищ Сталин, чтобы мы все имели нашу такую счастливую жизнь. Он услышал шум на площади и посмотрел в окно. Там он увидел смелых людей с плакатами и понял, что фашисты топчут чехословаков. Тогда он приказал завести моторы, и наши танки спасли братский народ. Когда я вырасту, я тоже поеду на Красную площадь и буду ходить по ней с демонстрацией. Выпускница 6 класса Лесной школы Люба Доброва. Пятница, 28 мая 1986 года».
Ничего более содержательного и уж тем паче желаемого Недомерку в собранных им бумажках не было. Так что капитан Матюшин напрасно переживал за опасности, подстерегавшие девственное сознание учеников интерната. Ни Лев Ильич, ни его коллеги не сумели какими-либо серьезными знаниями замутить эту непорочную чистоту.
Леонид Валентинович по давней привычке подшивать любую бумажную ерунду к материалам оперативного дела взялся было аккуратно складывать листки с детскими каракулями, но спохватился.
«Кому я собираюсь показывать эти творения? Единственно, кому их можно показать, – это директору… Чтобы знал… Это же дебилы…»