Я чувствую, как мои пальцы впиваются в стул.
— А что насчет Ивонны?
— С ней все в порядке, она его дочь.
— Так в чем же тогда, черт возьми, дело, мам? Выкладывай!
Она выглядит крайне взволнованной, покусывает нижнюю губу.
— Если я расскажу, ты будешь меня ненавидеть…
— Для меня облегчение уже одно то, что этот ублюдок не имеет со мной нихрена общего, — говорю я и понижаю голос. — Ты моя мать. Я всегда буду тебя любить. Ты меня вырастила, ты все мне отдала. — Я наклоняюсь, беру ее маленькую тонкую руку и слегка ее сжимаю. Затем откидываюсь назад. — Рассказывай, в чем дело!
Ее лицо словно выбелено мелом. Тонкие, морщинистые старые губы складываются в слабую мрачную улыбку, и она говорит:
— Мне было пятнадцать, когда Генри Лоусон положил на меня глаз, Терри. Это было в школе, в Лите. В школе Дэвида Килпатрика.
— Ага — ДК. Дети Куку, — говорю я.
Она морщит лицо, но продолжает:
— Да, я действительно была тогда очаровательна, и мы стали встречаться. Ты ведь знаешь, Генри тогда за словом в карман не лез…
Мне хочется сказать, что с тех пор ничего не изменилось, но я только киваю головой, чтобы она продолжала.
Она немного наклоняет голову и опускает глаза к полу.
— Все думали, предполагали, я бы сказала, что мы уже спим вместе, но я все еще была девственницей.
Она поднимает глаза и видит мой удивленный взгляд. Я ничего не могу поделать с нарождающейся в моей голове мыслью: этот старый хер не был тем невероятным ебырем, какого из себя строил!
— Не пойми меня неправильно, все остальное у нас уже было…
У меня в животе что-то переворачивается, но я держу, сука, рот на замке. И это нихуя не просто.
— …но этого мы не делали, — говорит она с грустью. — А затем, однажды утром, под Рождество, началась жуткая метель. В школе на пару дней отменили занятия. Отец с Томми пошли работать на верфь, а мама — на таможенный склад с виски, где она тогда работала. Флоренс была внизу, в гостях у своей подружки Дженни — они постоянно играли у нее дома. К двери подошел молодой паренек с рождественскими открытками или чем-то таким, он работал на почте. Из-за снегопада он промок насквозь.
Работал на почте… мне в грудь вогнали, сука, кинжал. Я смотрю на нее и чувствую, как кровь отливает от головы.
— Он не был, что называется, красавчиком, но у него были голубые глаза и совершенно пронзительный взгляд, какого я никогда больше не видела. — Она улыбается, а потом смотрит на меня озабоченно. Потому что видит, как я ерзаю на стуле. Она медленно кивает головой, словно подтверждая мою догадку. — Ты привел его однажды ко мне в дом. Он был твоим приятелем.