***
В мае я впервые услышал, как Батиан рычит. Львиный рык сам по себе – выразитель духа диких африканских земель и их величия. Но только в июле, будучи рядом с Батианом, я услышал его рев именно как сигнал для ему подобных.
Июль оказался переломным во многих отношениях – не только потому, что Батиан, хотя ему исполнилось всего лишь два года, уже достаточно уверенно чувствовал себя, чтобы заявить как взрослый, что эта территория – его. Но и это не все – у него наконец появилась грива. Поскольку она у него так долго не отрастала, я-то думал прежде, что он будет "львом без гривы" – явление это хоть и редкое, но встречается в разных частях Африки. Подобного льва я знал в Тули в 1985 году. Возможно, самый знаменитый такой лев был убит в конце 1898 года полковником Р.-Дж. Паттерсоном в Кении, после того как львами были растерзаны свыше ста рабочих-индийцев, тянувших железную дорогу от Момбасы до Найроби.
Время, когда Батиан впервые зарычал как взрослый, было переломным еще и потому, что у Рафики и Фьюрейи впервые появились признаки течки. Юные львицы вступали в отроческий период.
Возвращаясь к рычанию Батиана, я должен, в первую очередь, объяснить, как в действительности рычит лев. Лев набирает полные легкие воздуха, напрягает мышцы живота, сжимая воздух, и выдыхает, заставляя колебаться голосовые связки, издающие могучий звук, слышный за многие километры. Рычание начинается громким стоном, а затем усиливается и превращается в череду ревущих звуков, за которыми следует почти столь же громкое ворчание.
Для некоторых африканских народов и, разумеется, для меня львиное рычание означает: "Кто владыка этой земли?.. Кто владыка этой земли?.. Я… я… я… я…"
Однажды июльским утром, когда я шел с Батианом и Рафики вдоль пересохшего русла, Батиан начал свой призывный рык. Звуки были столь оглушительны, что, казалось, все вокруг – скалы, деревья, сама земля – сотрясались от Батианова зова. Однажды Батиан начал свой зов, когда моя рука коснулась того места между его плеч, где пробивающаяся грива суживалась в узкий хохолок.
Звук и обстановка были всепоглощающими. Я находился в самом сердце древнего львиного мира – той жизни, что била ключом на просторах великих африканских саванн в то время, когда человечье племя еще только училось ходить на двух ногах.
И вот сегодня мы трое находились посреди дикой саванны. Слушая призывное рычание Батиана, я думал, какие же парадоксальные изменения произошли во взаимоотношениях между человеком и львом. Взаимоотношения между первобытными людьми и этими животными носили характер соперничества на равных. Но прошли времена, и эти отношения переросли – как оно в большинстве случаев происходит и доныне – в беспощадное преследование человеком своего былого соперника, ведущее к разрушению львиного "мира". Вслушиваясь в зов Батиана, я воображал, как мог слушать его первобытный человек, и думал об общих прошлых корнях моего и львиного племени. Как это говорится у почтенного зоолога Георга Шаллера: "Наше общее прошлое по-прежнему преследует нас. Когда мы слышим львиный рев, мы вздрагиваем, как вздрагивал наш первобытный предок. И вместе с тем радуется сидящий в нас хищник, видя огромные стада дичи…"