Тело Гоги не верило в смерть, конвульсии еще долго сотрясали его, под одобрительный взгляд Каштана, Зондер несколько раз от души пнул безголового мертвеца, а затем плюнул — смачно, с чувством.
Я же, встретился взглядом с Третьяком, который мотнул головой в сторону, сигнализируя вполне понятно, мол, отойдем. До этого момента не удалось с ним переговорить с глазу на глаз. Все время кто-нибудь рядом крутился.
— Короче, слушай сюда, — начал тот, посмотрев мне в глаза.
— Так точно, гражданин начальник, только ты сначала ответь мне на два вопросика: зачем было нужно это представление с крещением? И почему «Люгер»? — крестный недовольно поморщился, задумался. В действительности же меня интересовало несколько другое, во-первых, складывалось ощущение, и никак не слабело, что по краю прошел. Чуть-чуть к праотцам не отправился. Впрочем, чувства к делу не подошьешь, а верить только эмоциям — отдает психическим расстройством. Но, как говорил инструктор в Конго, которому я платил немало: «лучше быть живым шизофреником, чем мертвым прагматиком». И, конечно, нездоровой наивности во мне не было ни капли. Поэтому вариант, что сейчас Третьяк как на духу выложит всю подноготную, а потом упадет в ноги с мольбами: «Прости, засранца», Валь… тьфу ты, Люгер, я относил к фантастике, и даже не к научной. Во-вторых, новое имя было непривычно. И так катал его на языке, и эдак. С другой стороны нравилось ли прозвище тому же Гоге или Люле? А Зондеру или Дохлеру? Нет, сейчас привыкли, но по началу?
— Не Шмайсером же тебя называть или АКМом? — в лучших традициях богоизбранного народа ответил крестный, — Хеклер? Тоже не то… Как назвал, так и назвал! Я так вижу! Понял? «Вальтер-Люгер» — звучит неплохо. Скажи спасибо, что в духе Цемента не окрестил! — неожиданно в голосе Третьяка прорезалась злость, — Про цирк же скажу так. Народ здесь зрелищами неизбалован, думал ты и сам до этого дойдешь, поэтому люди запомнят надолго такое представление. И теперь, вот увидишь, стоит только добраться до обжитых мест, как слава о тебе, как о моем крестнике пойдет в массы. Тем более, у меня репутация имеется. Поэтому гниль самого Цемента мимо пройдет, чего не скажешь о его наследии — куче дерьма, которую тебе еще предстоит разгрести. И в любом случае надо сказать — «спасибо, крестный».
— Спасибо, крестный, — усмехнулся я, постарался, чтобы уж не совсем криво, — И часто тебе доводилось подобные ритуалы проводить? Обставил ты все с блеском, как Ленин на броневике…
— Нечасто. Всех своих, конечно, не упомню. Но меньше, чем у того же Цемента. А отозвал я тебя по другому поводу. На Каштана и других больше так не пялься. Чревато. И ты многого не знаешь про него. Еще один нюансик постоянно держи в голове — до хрена вокруг тех, кому он больше, чем кровный брат.