- Да? - Это "да" звучит глупо. Зорин сам это чувствует и чмокает языком. - Но, Тонь...
- Домой можешь не возвращаться.
Ему жалко будить Ляльку. До садика Ляльке целый час. Лялька может спать еще тридцать минут. Он бы сказал кое-что, но ему жалко будить Ляльку. Жена и так сделала из девочки ходячего робота. Укладывает в кровать, когда Ляльке хочется прыгать на одной ножке. А когда у ребенка глаза совсем слипаются, велит рисовать домики. Девочка любит суп с черным хлебом - на черный хлеб наложено вето. Даже писать и какать изволь в определенное время суток. Черт знает что творится!
Гася раздражение, с решительным видом Зорин идет умываться. Гул клозетной воды похож на извержение Везувия. "Или гул этого... Ну, как его? Ниагарского водопада. Ни в жизнь не видал ни того, ни другого. И вообще... "Можешь не возвращаться"! А что я такого сделал? Смех на палочке... Прежде всего надо почистить зубы. Ах, черт! Опять выдавил в рот крем для бритья. Тоже мне, деятель..."
Голова у него почти свежая, зато в желудке затаилась тягучая противная пустота: "Вакуум какой-то. Хорошо, что пили одно сухое. Они с Голубевым раскачали-таки Фридбурга, наш Миша под конец завелся. Даже до танцев у него дошло. Побриться мне или нет?
Он решает не бриться и идет на кухню: "Так. Нормально. Вчерашние пельмени. Трудно рассчитывать на горячий завтрак при таких обстоятельствах, очень трудно. Скользкие, как лягухи, но есть можно... Стоп! Супруга, кажется, покинула укрепленную зону. Что-то покидывает..."
- Может, ты все же спросишь, где я вчера был?
Зорин говорит спокойно и втайне гордится своим великодушием. Но в ответ слышно, как его ботинки на второй космической скорости улетают к порогу.
- Ты же разбудишь Ляльку, - говорит он и чувствует, как улетучивается все его джентль-менство.
- Тебе разве есть дело до ребенка? - она оборачивается с притворным спокойствием.- Вот новость!
- Ладно, перестань.
- Свиньей был, свиньей и останешься!
"Точь-в-точь как в итальянском кино",- мелькает у него в голове. Его начинает трясти, он наскоро проглатывает пельменину и вплотную подходит к жене:
- Перестань!
"О, она у меня смелая женщина. Она не перестанет. Сейчас из нее полезет бог знает что, слова у нее вылетают сами. Иногда она и сама им не рада. Сейчас дойдет до моей получки, потом до кино - она не ходила в кино уже полгода. Дальше явятся Лялькины башмаки и сломанный телевизор".
Зорин чувствует, как на виске начинает дергаться какая-то жилка.
- Чего ты орешь, ну чего ты орешь? - говорит он и с отвращением замечает, что и сам переходит на крик.