Они кивнули.
— Машина Гальяно, брошенная без отпечатков пальцев, взлом, два трупа, — суммировал Йельм и подтвердил: — Да.
— Но труп не его? — спросил Чавес.
— Будь его, компьютер знаешь как на отпечатки пальцев бы отреагировал! — сказал Йельм и продолжил: — Но какую-то роль он в этой драме сыграл.
— Вот только имеет ли это отношение к кентукскому убийце, мы и не знаем, — пробормотал Хультин.
— Но чувствуем, — возразил Йельм. — Последний адрес Гальяно?
— Тот же, что и десять лет назад.
— Мы займемся этим.
Они уже шли на выход. Взяв вместо служебной машины “БМВ” Чавеса, наша парочка в полном молчании промчалась по улицам вымокшего под дождем города и выехала на шоссе Эссингеледен. Внизу под ними виднелся залив Риддарфьерден, больше напоминавший воды всемирного потопа. В любой момент он мог разлиться и затопить город, и кто тогда успеет построить ковчег?
“Никто, — пессимистично подумал Йельм, глядя на Чавеса, с остервенением жмущего на педаль газа. — Никого из нас Бог не предупредит. Все мы захлебнемся в кислой жидкой грязи и будем проглочены разгневанной землей, а во Вселенной даже не узнают, что на Земле что-то случилось. Маленькое недоразумение на часах вечности”.
Он попытался вырваться из болота пессимизма и предпринял тщетную попытку атаковать Зло. Ощущение было такое, будто он борется с ветряными мельницами.
Водитель, мчащийся по магистрали Е4, не смог бы отличить Альбю от Фиттьи или Нурсборг от Халлунды. Все они представляли собой безумные скопления однообразных грубых построек, бесформенные очертания которых возвышались на холмах и были настоящими рассадниками преступности. Они воплотили в себе тот дух преобразований, которым питались планы по уничтожению Старого города — вместо него Ле Корбьюзье собирался выстроить ряды дворцов из стекла и бетона.
Однако Пауль Йельм знал и другое: эти районы были местом, где люди развивали альтернативную, мало кому известную культуру, проявляли бесконечную изобретательность и настоящий героизм в борьбе за жизнь. Здесь Пауль Йельм проработал всю свою сознательную жизнь до того самого памятного дня чуть больше года назад, когда его вместо того, чтобы уволить со службы, перевели в центральный округ, точнее, в ‘Труппу А”.
Основная заслуга в этом принадлежала Эрику Брууну, старому комиссару уголовной полиции Худдинге, чьи давние контакты с Яном-Уловом Хультином сыграли тогда решающую роль. Сейчас Йельм и Чавес шли к нему. Каким-то чудом Йельму удалось проскочить незамеченным мимо прежних коллег, и вот он уже стоял у двери кабинета. Лампа на двери горела желтым светом, означающим “ждите”, и Йельма охватили нехорошие предчувствия. Бруун никогда не включал на своей двери желтую лампу.